Катрин прижалась к плечу Бертрана, как бы утешая его.

– Отец воспитывал меня один. Точнее, он просто был рядом, пока я рос сам по себе. Кормилица сказала, что мессир Роберт, потеряв жену, жалел, что я не был похож на нее и ему ничего не осталось в память о Мелисенте – моей маме. Я похож на своего деда, с которым у отца были плохие отношения, наверное, поэтому он… Словом, я видел его ежедневно, но он меня часто просто не замечал. Еще с нами жил мой дед. Но он был калека – еще в молодости ему в бою правую руку отрубили по локоть, он постоянно болел и все время ворчал, с отцом почти не разговаривал, а тот и не набивался в собеседники. Мне кормилица говорила, что дед очень не любил мою мать, из-за нее он окончательно поругался с сыном, и потому не признавал меня. Иногда у деда появлялись какие-то добрые мгновения, когда он гладил меня по голове и рассказывал легенды о рыцарях, но это быстро проходило. Чаще всего он либо ругал меня за что-нибудь, либо просто молчал, когда я находился рядом. Отец не заступался за меня. Муж кормилицы был оруженосцем отца и однажды он сказал ему, что я вырос, а верхом ездить так и не умею, не плаваю, про оружие вообще ничего не знаю. Отец послушал оруженосца и тогда стал со мной заниматься. Тут дед внезапно умер. Правда, он давно говорил про смерть, но со всеми его болячками все жил и жил, и никто на его слова не обращал внимания. А тут пошел спать и не проснулся. А потом эта охота… К барону приехал граф Тулузский, в честь него твой отец, Катрин, и велел изловить волков, на худой конец, привести их мертвыми. Какую-то забаву с ними хотел устроить или что-то такое, я точно не знаю, зачем. Отец тогда, увидев, как волчица закрывает горло своему волку, вспомнил маму, как она спасла его, и велел волков отпустить. Само собой, барон пришел в ярость, ведь граф посмеялся над ним, что его собственный вассал не выполняет приказы. Барон прогнал отца с должности главного ловчего, которую он получил всего только пару месяцев, и вообще велел больше не показываться в замке.

Дувший с реки ветер заставил наконец Катрин поежиться. Попросить юношу, чтобы он обнял ее, было просто неприлично, поэтому Катрина обхватила себя руками. Бертран же ничего не замечал.

– Тем вечером отец все рассказал мне, что случилось с моей мамой, и с того дня отец стал беспробудно пить. Если раньше мы продавали вино со своего виноградника и получали за это неплохие деньги, то теперь отец не разрешал его продавать и пил сам. Пил так, что, казалось, его одолевает адская жажда. Кормилица говорила, что он умом тронулся, да так многие считали, наверное, они оказались правы. После смерти мамы он и не помышлял еще раз жениться и вообще в сторону других женщин не смотрел. А теперь он перестал с кем-либо общаться, кроме кружки вина. На меня не обращал внимания. Ему всего сорок исполнилось, когда он умер. Через полгода после того случая на охоте.

– Что с ним произошло? – спросила Катрин, но тут же поняла, что задала неприличный вопрос, и покраснела.

– Умер. Просто умер. Кто много пьет, быстро умирает, – сухо ответил юноша.

Он не мог рассказать, как пытался поднять отца, ползущего в подвал за очередным кувшином вина и уже начавшего блевать кровью. Как отец, опухший, в полузабытьи не узнавал сына, что-то пытался говорить, но изо рта булькала черная кровь, и Бертран, испачканный в ней, не мог разобрать ни полслова. Изойдя кровью, шевалье Роберт д'Атталь и умер на лестнице в подвал.

– Бедный Бертран, – участливо проговорила Катрин, – ты рос без любви и внимания своих близких, и все-таки ты не озлобился, ты такой добрый и хороший!