Я в ужасе уставилась на ведьму, аппетит мгновенно пропал.


– Ужас-то какой, бабушка!


Озара многозначительно приподняла бровь.


– Вот! – гаркнула она. – Будешь знать, как за едой такие разговоры заводить!

***

В самом сердце благоухающего распустившейся липой леса, я шла с ведуньей по направлению к нашей шумной деревеньке, где уже вовсю проходило гуляние.


Мелодичная симфония птичьего пения доносилась сквозь листву, завораживая слух. Средь гармоничного хора в воздухе раздался отчетливый крик кукушки.


Не в силах сдержать любопытство, я тихонько прошептала: – Кукушка-кукушка, поведай, долог ли мой путь?


Песня птицы отчего-то резко затихла сразу после одного “ку-ку”.


Бабушка что-то горячо бормотала рядом со мной на давно забытом древнем языке волхвов, но услыхав мою речь с птицей, нахмурилась.


– Баламошка и есть баламошка, и будет ей всегда! – строго гаркнула она. – Что, так будущее знать невтерпёж?


Я смущенно затеребила свою косу, поджав губы.


В глазах Озары, окинувшей взглядом величественный лес, блеснула некая тревожность.


– Помни, Шурка, что качество нашего путешествия гораздо важнее его продолжительности!


Ее избитые временем слова нашли отклик во мне. Но я не могла не высказать своего разочарования от столь короткого предсказания кукушки.


– Грустно мне, что кукушка не слышит людей… Ведь ее бесконечное "ку-ку" приносит многим утешение, – вздохнула я, устремив взгляд ввысь, на качающиеся верхушки деревьев.


– …Да все она слышит.


– Как же слышит, бабуль?


Но в ответ Баба Озара лишь напела какую-то старую мелодию, ее шаги повторяли грацию лесного существа.


Когда мы приблизились к окраине леса, перед нами открылся удивительный вид на всю деревню.


Там с самой зари уже кипела жизнь: жители в белых праздничных рубахах собирались у священного капища в березовой роще, неся туда различные сладкие подношения в честь богов и прося их благосклонности. На амарантовых полях волхвы общины причудливо плели свои магические ритуалы, испрашивая благословения и защиты у Стрибога, божества всех ветров.


Обычно по окончании всех утренних обрядов древляне собирались за общим столом, пирствуя весь день до заката. Так и будет сегодня.


Веселье охватывало деревню, возвещая о наступлении грядущего торжества.


Спустившись к первым избам, ведьма кивнула в сторону величественного дуба.


– Сестра твоя, глазопялка, вон там прячется! Сходи, проведай, а я пока требу нашу поднесу. – со знанием дела распорядилась она.


Проследив за ее взглядом, я заметила свою младшую сестрёнку Милавушку, ее присутствие ярко украшало общий гобелен веселья.


– Милавушка! Как поживаешь, сестричка дорогая? – радостно воскликнула я, бросаясь к ней в объятия.


Смех заплясал на ее губах, девушка нежно взяла меня за руку и повела в сторону безмятежной яблоневой рощи.


По дороге мы любовались кружащимися и хихикающими девицами, головы которых были украшены тщательно подобранными цветочными венками.


Вскоре эти молодки должны будут спустить свои заветные цветочные творения по течению реки – обряд, наполненный не только древнейшим смыслом, но и весельем. Если юноше удавалось словить девичий венок, то сама стихия воды и ветра одобряла их союз, а значит, и сама Мать природа.


Отчего-то мысли мои стали совсем аки необузданные, когда в голове заплясал образ Лукьяна. А что, если в его руках окажется чей-то венок?…


Милава с тревогой поделилась своими опасениями, утомлённо прислонившись к яблоньке.


– Боюсь я, Шур. А вдруг мой венок не в те руки попадет? – ее вздох пронесся по роще, вызвав во мне сестринское сочувствие.


Я игриво встряхнула плечами, наслаждаясь спонтанностью несдержанных слов.