– Абсолютная правда! – оживилась она. – В случае с высшими приматами крупный размер мозга означает глубокое абстрактное мышление, и куда более сложный, творческий ход мыслей…

– Вы хотите сказать, мы – глупеем?

– С точки зрения когнитивных функций, возможно. Но по-прежнему человеческий мозг до конца не изучен, однако с тех времен он действительно сократился где-то на пятнадцать-двадцать процентов в размерах.

– И в чем причина?

– Лидирует мнение, что окружающая среда не создает прежнего давления. Нам не нужно сражаться с пещерными львами, выживать во льдах, умирать от простуды, запоминать немыслимое количество информации с самых малых лет лишь для того, чтобы выжить.

Она взяла в руки смартфон и элегантно постучала корпусом по экрану ноутбука.

– И зачем? Ведь давно есть удобные достижения прогресса. Все это сильно снижает нагрузку на мозг, а есть железное эволюционное правило: что не используется, то отмирает, но вернемся.

Она недолюбливала открытые лекции. Как правило, их посещали студенты, журналисты, зеваки, пенсионеры, или попросту те, кто хотел узнать для себя что-то новое. Вход являлся свободным, что было как плюсом, привлекая широкое внимание к узким научным вопросам, так и минусом, становясь объектом болезненного притяжения для сторонников совершенно безумных теорий, приходящих не с целью узнать, но поспорить.

– Несмотря на годы изучения, вид по-прежнему представляет большую загадку, однако можно сказать, что неандерталец был развитым, самодостаточным и невероятно успешным индивидуалистом. Все иллюстрации, изображающие их брутальными недоумками, устарели или попросту лживы. Они были сильнее, умнее, чем мы, однако в конечном итоге – проиграли борьбу.

На экране появилось новое изображение: у пещерной стоянки вокруг небольшого костра расположилась семья. Крепкие и сытые, похожие друг на друга, приземистые и мощные, укрытые звериными шкурами, они жались друг к другу и грустно смотрели на пламя огня, словно предвидя судьбу обреченного вида.

Слайд сменился: теперь на нем группа охотников – высоких, стройных кроманьонцев, вооруженных длинными копьями, окружила загнанного одинокого неандертальца с дубиной, готового принять свой последний бой.

– В эволюционной борьбе выживают не самые сильные, смелые, умные, ловкие, быстрые, красивые, но самые приспособленные. Однозначных причин мы не знаем. Возможно, они были яростно истреблены. Возможно, имело место постепенное поглощение одного вида другим. Возможно, и то и другое. Однако точно известно, что в ДНК современных европейцев, в том числе нас с вами, содержатся около двух процентов их гена.

– А чем мы были лучше? – спросил пожилой опрятный мужчина, похожий на военного пенсионера. – И почему мы не жили с ними мирно? Разве кооперация не дает самую эффективную стратегию выживания?

За мгновение Ольга определила, что задавший вопрос был из тех скучающих пенсионеров, которые интересовались практически всем, и, отдавая им должное, были довольно неплохо подкованы. В ее рейтинге самых благодарных, уважительных и внимательных слушателей они занимали почетное высшее место наряду со студентами первого курса.

– Хороший вопрос, – она одарила мужчину улыбкой. – Но как сказал Дарвин: близкородственные виды неизбежно обречены на конкуренцию, а по поводу: чем мы были лучше?..

Она глотнула немного воды.

– Есть разные мнения, взгляды. Возможно, слаженным коллективом, нашей способности к организации, дисциплине, строгой внутриплеменной иерархии и, конечно, числом. Ведь выживать эффективнее вместе, а слаженно вместе – эффективней вдвойне. Есть мнение, что именно тогда у нас возникают зачатки современной морали, в основе которой лежала способность и воля пожертвовать всем, даже жизнью, не ради членов семьи, но ради целого вида! Обратите внимание: самопожертвование – ключевая идея сквозь всю нашу культуру. Можно даже сказать, что оно и сделало нас в итоге людьми.