Зверь Маша Драч
1. Пролог.
Я вижу Его всего лишь третий раз в своей жизни.
Первый — когда была еще совсем маленькой.
Второй — уже в подростковом возрасте.
И вот теперь.
С тех пор ничего почти не изменилось. Он всё также внушает страх, не нарочно демонстрируя свое превосходство и нежелание церемониться с кем-либо. Ну да… Бандиты не привыкли дипломатическим путём решать конфликты. А кто мы с отцом такие? По сути, для Него просто пустое место, с которого даже поиметь нечего.
Переминаясь с ноги на ногу, я покусываю подушечку большого пальца и мечтаю только об одном — поскорее уйти куда-нибудь, чтобы не находиться в одном пространстве с этим человеком. Но отец не спешит меня отпускать, поэтому я молча подпираю плечом стенку кабинета, пытаясь отгородиться от тяжелого взгляда черных глаз. Они с периодичностью в несколько минут приковываются к моей фигуре, в частности к несчастному пальцу, который я никак не могу оставить в покое. Слишком волнуюсь. Слишком напряжена.
— Валер, — басит Он, полностью сосредотачиваясь на моем отце. — Уговор есть уговор. Ты его не выполнил. Меня не интересует, по какой именно причине у тебя возникли проблемы. Я тебе бабки дал?
— Дал, — откашлявшись, соглашается отец.
— Ты их вовремя не вернул. Прости, но я ставлю тебя на счётчик. Я тебя уважаю и всё такое, но, когда дело бабок касается, тут никаких личных отношений быть не может.
Я украдкой поглядываю на Него, когда Он не смотрит на меня. Высокий, смуглый, короткостриженый и с ухоженной черной бородой. Кожаная куртка обтягивает массивную широкую спину, черные джинсы хорошо сидят на узкой талии, подчеркивая крепость длинных ног. Крупные ладони, под смуглой кожей отчетливо проступают вены, что сплетаются между собой в некий уникальный узор. Ладони такие широкие, мозолистые и непременно с сильной хваткой. Этот человек у меня всегда ассоциировался со зверем. Не с каким-то определенным, а в целом. В нем присутствует невероятное звериное начало.
Когда я была маленькой и впервые увидела Его на пороге нашей тогда еще небольшой квартирки, с усилием запрокинула голову, чтобы лучше рассмотреть. Сейчас по прошествии времени, ничего не изменилось. Может, это я просто ростом не удалась? Или Он настолько высокий?
— Кирилл, мне всего лишь нужна небольшая отсрочка, — папа старается говорить спокойно, но я вижу, что он сильно нервничает, даже уголок губ время от времени подрагивает.
— Ты меня не понял, — Он встает со стула, который, мне кажется, под весом этого огромного тела может вот-вот развалиться, и складывает руки за спиной. — Я тебе не банк, Валер. Тут нет кредитов и отсрочек. Давай уже по-быстрому решим этот вопрос и разойдёмся, иначе я своих натравлю. Они тебе дом нахер разгромят и твою дочурку прелестную поимеют во все щели и не раз, — Он снова бросает в мою сторону холодный взгляд и криво улыбается.
Я от ужаса даже палец перестаю грызть. Замираю на месте, будто мышь, попавшая в гипнотический плен голодного удава.
— Прошу, давай не будем прибегать к таким радикальным методам, — дипломатичность отца в такой ситуации неприятно удивляет и даже нервирует.
— А что? — Он поворачивается и уверенной походкой направляется в мою сторону.
Я вытягиваюсь как струна и вжимаюсь лопатками в прохладную стену.
— Кирилл! — отец резко встает из-за стола.
— Валер, а сколько ей? — Зверь останавливается в шаге от меня, склоняет голову набок и нахально рассматривает меня с головы до пят.
— Восемнадцать, — я не сразу осознаю, что сама даю ответ.
— Ребенком тебя помню, — Его тонкие губы изгибаются в хищной улыбке, обнажая ряд идеальных белых зубов с чётко выраженными клыками. Так и вижу, как эти зубы переламывают чьи-то кости, ревностно вгрызаясь в плоть. — Повзрослела. Расцвела. Похорошела. Как тебя зовут?
— Марина, — я поджимаю пальцы на ногах и сглатываю комок.
— Да-да, точно. Вспомнил. Ну что, Валер, думаю, я могу пойти тебе на некоторые уступки, — бодро заявляет Зверь и подмигивает моему отцу. — Как насчет того, чтобы свою драгоценную дочурку на месяцок мне отдать? А я за это тебя на счётчик не поставлю и так уж и быть, месяц подожду, пока долг вернешь, а? Выгодное же предложение! — Он снова смотрит на меня и не спрашивая разрешения, касается пальцами кончиков моих распущенных волос.
2. 1.
Он уезжает, а вместе с ним и все его дружки-головорезы.
Я смотрю вслед выезжающим со двора автомобилям, и сама не замечаю, как сильно сжимаю в руке край шторы.
У нас есть меньше суток, чтобы принять окончательное решение: либо счётчик, либо я добровольно пойду в лапы к Зверю. Ни одна, ни другая перспектива не кажется мне радужной.
Всё летит под откос: и моя учеба в университете, и мои отношения с парнем. А мы ведь даже еще не целовались толком, только за ручку в кино ходили. Но я чувствую, что с Антоном у нас может скоро всё станет серьезно.
— Дочка, пусть Кирилл ставит меня на счётчик. Ты не будешь разменной монетой в этом споре, — папа останавливается у меня за спиной и тоже смотрит вслед удаляющейся колонне внедорожников.
Я ничего не отвечаю, потому что всё еще нахожусь в тяжелых размышлениях. Он ведь уже не согласится на первый вариант. Я это нутром чувствую. Просто создал для нас эфемерную картинку выбора. Хищный и хитрый взгляд черных глаз отпечатался у меня в памяти болезненным клеймом. Люди с таким взглядом всегда знают, чего хотят и получают это любыми путями.
— Пап, сколько ему лет? — вдруг спрашиваю, продолжая комкать несчастную штору.
— Тридцать шесть, кажется.
Для своего возраста Он выглядит даже чуть моложе. Явно следит за собой и регулярно посещает спортзал. Так сразу и не скажешь, что Зверь настоящий бандит. Не скажешь, пока не заглянешь в его глаза и не услышишь манеру общения.
Меня всю передёргивает от одного воспоминания о том, как Он смотрел на меня в отцовском кабинете. Когда только приехал и без спроса вошел вглубь нашего дома, я кожей почувствовала, что ничего хорошего ждать не придется.
Чуть позже папа пригласил меня к себе. Если честно, я даже не поняла, зачем он это сделал. Только теперь вот догадалась, что это Он, вероятно, потребовал. Не зря же вечно рассматривал меня, будто я товар для Него. А, может, так оно и есть. Для таких людей, как Зверь, женщина не может быть человеком, личностью. Просто товар, кусок мяса, развлечение на ночь.
— Пап, а у него жена есть? — я не спешу отворачиваться от окна, будто всё еще не верю, что Он и в самом деле уехал. Физически Он уже на полпути в город, но вот Его энергетика всё еще витает в воздухе нашего дома, будто кто-то оставил после себя шлейф резкого горьковатого парфюма.
— Не знаю. С моделью какой-то его иногда видят, — папа отвечает так, будто чего-то боится. Например, моих слёз или истерики.
— Модель, — задумчиво повторяю. — Тогда почему Ему вдруг понадобилась я? — этот вопрос для меня не имеет ответа, потому что правду нужно требовать исключительно у виновника вот этих всех моих непониманий.
— Не знаю, солнышко, не знаю.
Всю ночь я то и делаю, что думаю, думаю, думаю. Мысли, словно тягучая и липкая смола, прилипают ко мне, пачкают меня, погребают под своей тяжестью. От ужина я отказываюсь, поэтому с отцом мы больше не пересекаемся. Если бы мама была жива, возможно, она дала бы мне дельный совет. Нет, она просто не позволила бы всему эту случиться.
Больше всего на свете я не хочу, чтобы наставал рассвет. Пусть будет вечная аномальная ночь. Нет. Это слишком эгоистично с моей стороны. Забившись в кресло, что всегда стоит у окна в моей комнате, я поджимаю ноги под себя и принимаюсь неосознанно, но крайне нервно покусывать подушечку большего пальца на левой руке.
Конечно, отец сказал, что лучше пусть будет счётчик. Но даже если бы это было возможно, Зверь непременно найдет другую лазейку, чтобы превратить нашу жизнь в ад. Я не понимаю, почему Он нас так ненавидит. Не понимаю, почему именно нам Он хочет так ревностно досадить.
В нашем доме Он — редкий гость. Но каждый его визит ничем хорошим не заканчивался. Когда я была еще маленькой, то впервые увидела у отца огромный фиолетовый синяк под глазом. Папа тогда отшутился, а я только потом, спустя время поняла, что и к чему. Когда я повзрослела, Он снова приехал к нам и тогда я уже сразу поняла, что бардак и разбитое стекло в кабинете отца — дело рук Кирилла. Правда, меня Он никогда не трогал, только рассматривал, будто ожидал чего-то.
И вот теперь еще один визит не принёс с собой ничего хорошего. Меня заберут. Заберут и даже разрешения не спросят. Отец, возможно, попытается защитить, только вот боюсь, что ему могут навредить, а я этого очень сильно не хочу. Поэтому есть только один выход.
Я не плачу и не бьюсь головой об стенку, в конце концов, это всего лишь на один месяц. А потом… Потом всё станет как прежде. Просто нужно хорошо себя вести и не будить в Нем зверя. Ну папа же как-то умудрялся с Ним уживаться, пусть не без последствий, но всё-таки.
Я пытаюсь себя успокоить, мысленно уговариваю, но не жалею. Возможно, есть девушки, которые могут смело ринуться в бой, защитить свою честь и честь семьи. Я же так не умею, но всегда была уверена в том, что у меня есть другая форма силы. Я могу взять себя в руки, могу собраться и пережить многие жестокие и болезненные моменты. Так было, когда умерла моя мама, так было, когда в школе у меня не совсем ладились отношения с одноклассниками и учителями. Ведь это тоже непростая задача — уметь контролировать себя, оберегать от нервных срывов и затяжной депрессии. Правда же?
