в Павлодаре Андрея Борисовича Трухачёва вспоминают как очень аккуратного, воспитанного, интеллигентного человека, интересного собеседника, хорошего специалиста. Антонина Михайловна Желиховская, сейчас пенсионерка, работала с Трухачёвым в одном строительном управлении. «Андрей Борисович был сметчиком на строительстве, – вспоминает она. – Мы, молодые специалисты, учились у него отношению к делу…».
Глава 5. Крым. «В чумном да ледяном аду…»
Осень 1917-го. В Феодосию к Анастасии приезжает Марина – поддержать сестру в её горе. Дочерей – 5-летнюю Ариадну и маленькую Ирину, которой нет ещё и года, она оставила на попечение сестёр мужа и прислуги.
Марина пишет мужу из Феодосии 19 октября 1917 года: «Дорогой Серёженька, Вы совсем мне не пишете. Вчера я так ждала почтальона – и ничего, – только письмо Асе от Камковой (знакомая А. Цветаевой – О.Г.). Ася всё ещё в имении (в имении И. В. Зелинского – О.Г.). Она выходила сына Зелинского от аппендицита, он лежал у неё тут три недели, и теперь родители на неё Богу молятся.
…Я живу очень тихо, помогаю Наде (няня сына А. Цветаевой – О.Г.), сижу в палисаднике, над обрывом, курю, думаю. Здесь очень ветрено, у Аси ужасная квартира, сплошной сквозняк. Она ищет себе другую».
Марина Ивановна в это время, как она пишет, «сторожит Андрюшу».
«…Крупы здесь совсем нет, привезу что даст Ася. Везти ли с собой хлеб? Муки тоже нет, вообще – не лучше, чем в Москве. Цены гораздо выше. Только очередей таких нет».
Но скоро, очень скоро начнутся и очереди, и нехватка продуктов и воды…
Крым времён гражданской войны, «первых лет красного террора» безжалостно описан Иваном Шмелёвым в «Солнце мёртвых». Некогда благодатный край голодал… Люди убивают друг друга за кусок хлеба… Мальчишки, как собачонки, грызут копыто лошади, которая пала ещё зимой… 12-летняя девочка продаёт себя за один обед… Всемирно известный профессор, автор учебников, ходит в лохмотьях по базару и побирается…
Всё это видела и Анастасия Цветаева. Её воспоминания о тех страшных годах разбросаны по разным её произведениям и часто звучат в унисон шмелёвским картинам бедствия.
Может быть, о том же самом профессоре вспоминала Анастасия Ивановна, встретившись с сестрой весной 1921 года: «…И был ещё один человек, в Судаке застрявший, – старый профессор Кудрявцев… Его статьи – в энциклопедии, петербуржец, старик…».
В очерке «Сон наяву, а может быть явь во сне?» А. Цветаева так описывает 1919 год: «Те, что вошли в город от дачи Стамболи – справа, объявили амнистию, и мирно не знали о входивших от мыса Св. Ильи… слева. Амнистия? – Террор?.. их встреча. Ранее, чем сообразили первые, что происходит, вторые осмеяли и отменили амнистию…
Ночь… допрос пойманных амнистированных генералов и офицеров.
Допрос-приговор. Допрос-приговор. Очередь взятых в городе…».
И – словно в продолжение – в «Солнце мёртвых» Шмелёва: «В зимнее дождливое утро, когда солнце завалили тучи, в подвалах Крыма свалены были десятки тысяч человеческих жизней и дожидались своего убийства. А над ними пили и спали те, что убивать ходят. А на столах пачки листов лежали, на которых к ночи ставили красную букву… одну роковую букву. С этой буквы пишутся два дорогих слова: Родина и Россия. „Расход“ и „Расстрел“ тоже начинаются с этой буквы. Ни Родины, ни России не знали те, что убивать ходят. Теперь ясно».
…Да нет, да нет, – в таком году
Сама любовь – не женщина!
Сама Венера, взяв топор,
Громит в щепы подвал.
В чумном да ледяном аду,
С Зимою перевенчанный,
Амур свои два крылышка
На валенки сменял.
(М. Цветаева, «Поцеловала в голову…»)
В повести «Старость и молодость», описывая трудности с водой в Кокчетаве, А. Цветаева опять вспоминает Крым: «…Она иногда кажется мне тою серебряной водой – влагой, какой в 19-м году века являлась в Судаке в пору гражданской войны: колодцы близ моря – солёные, а за пресной водой было далеко идти по горной тропинке (да ещё дадут ли взять?) – и, принесённая, цедилась на полустаканы и отливала целебностью и серебром».