Матюля покачал головой. Я молчал, уставившись в парту.

– Я так и думал. Завтра у Кузьминишны день рождения. И у нас традиция: всем классом идём к ней в гости, тортики-печенья. Так что давайте, завтра на школьном крыльце.

И повернулся уходить.

– Во сколько? – пискнул я.

Док вернулся, склонился к нам и тихо сказал:

– В одиннадцать, – и Плюха, конечно, радостно ржанул.

Я пришёл в половину и долго бродил вокруг школы, поглядывая из-за угла на её крыльцо. Никого не было. Без пяти минут приплёлся Матюля. И больше никого. Я продолжал наблюдать из укрытия. Одиннадцать. Никого. Пять минут. Пятнадцать. Я хотел было пойти домой, но почему-то передумал и подошёл к Матюле.

– Здоров.

– З-з-з-дорово.

– Ну что, кажется, никого уже и не будет?

– П-п-п-похоже н-н-на то.

– Тогда по домам?

– Н-н-н-ет, – вдруг сказал Матюля, – Д-д-давай ко мне п-п-п-ойдём. – И добавил, отчаянно покраснев: – П-п-п-пожалуйста.

И я пошёл. Не потому что хотел, а потому что это могло стать хоть каким-то лекарством. Честно говоря, доковские лещи гораздо больнее плюхиных.

Оказалось, Матюля живёт в одном с тобой подъезде, только на седьмом этаже! Вот это новости.

Вошли. Квартира в точности как у нас, от входа налево – сразу кухня. На кухне сидели два мужика, суетилась матюлина мама.

– О! Сын вернулся! А ты чего так рано?! – заорал один из мужиков, поздоровее. Он сидел за столом в майке, на правом плече была татуировка, но я от порога не мог разглядеть, что там.

– И друга привёл?! Вот это правильно! День рождения нужно с друзьями отмечать, а не со стариками своими.

– У кого день рождения? – захлопал я глазами.

Матюля махнул рукой, краснея и смущённо улыбаясь: «Не важно, проходи, раздевайся».

Зашли на кухню. Олег стал знакомить:

– Это папа, Алексей Владимирович.

– Дядя Лёша и никак иначе! – громыхнул тот, обхватив своей лапой мою ладонь с запястьем вместе. Оказывается, на плече у него была выколота голая тётка. Когда он двигал рукой, мышцы бугрились и тётка игриво водила жопой из стороны в сторону. Бицепс у дяди Лёши – что надо! Вот уж кто по канату и на кремлёвскую башню забрался бы!

– Это Карась, папин друг, – показал Матюля на второго, плюгавенького мужичонку, с таким морщинистым лицом, что было боязно: как бы оно не развалилось на тонкие полоски, да не облетело бы на пол.

– Карась, – сказал он, протягивая мне руку, и я понял, что ни за что и ни с чем не обращусь к нему лично.

– Тётя Люба, – продолжил Олег, и дядя Лёша крякнул с досадой, но ничего не сказал.

Тётя Люба кивнула мне, но тут же отвела взгляд, засуетилась, стала усаживать нас с Олегом за стол, доставать из холодильника какие-то салаты, бутерброды с докторской, снимать с плиты картошку, ну, в общем, что обычно хозяйки делают, то и она начала.

А дядя Лёша налил взрослым по рюмке водки, убрал пустую бутылку под стол, посмотрел на нас с Матюлей и говорит тёте Любе:

– И пацанам налить надо. Достань там, из холодильника. Чего ты на меня уставилась? Да не водку же! Фанты, говорю, достань, пацанам налей.

Ты пробовала когда-нибудь фанту, милая моя? Знаешь, у меня прям слёзы из глаз выступили, когда я первый глоток сделал. Ты обязательно попробуй! Или вот что: я тебя угощу. Не знаю, правда, где её достать, но вот дядя Лёша же смог, значит, где-то она и бывает. Я найду.

В общем, посидели мы за столом немного. Я не ел почти, только фанту маленькими-маленькими глоточками… Потом дядя Лёша ещё бутылку водки достал и говорит:

– Ну что, пацаны, идите, наверное, в олежкину комнату. Чего вам тут, за взрослым столом, делать.

Мы встали из-за стола и пошли с кухни. А дядя Лёша вдруг нам вслед: