Зато когда двадцатую главу дочитал… «Капитан услышал крик Мери, протянул руки и упал, словно поражённый громом.» … Я вдруг всё понял, вообще всё. Меня самого будто громом поразило. Э, да что там! До тебя всё равно не дойдёт. Ладно, потом как-нибудь объясню. У нас с тобой много времени будет, правда? Спокойной ночи, любовь моя.

Ах да, совсем забыл сказать, что хотел. Я когда первый раз книгу дочитал, тут же открыл на первой странице и начал читать заново. И теперь постоянно перечитываю. Наизусть, конечно, не выучил, семьсот страниц всё-таки, но теперь от начала до конца у меня уходит дня три, не больше. И я твёрдо усвоил, что главное – знать цель и двигаться.

1 ноября, пятница

Нет, ты никогда этих записок не увидишь, потому что я буду записывать сюда всё, вообще всё.

Сегодня физра последним уроком была. В зале, на улице же холодрыга. Ну, побегали, попрыгали, ноги позадирали, добавили вони, ею же и надышались от души. Хламидыч перекатывается по залу на своих кривых ходульках, слюной через свисток брызгает.

Ненавижу это всё. Мне всё время кажется, что физра – это для тебя единственный повод на меня посмотреть. Чтобы поржать, конечно. Вечно вы там хихикаете, в своём уголке, на меня поглядывая. Сами-то… Ну, ладно, давай не будем ссориться, милая моя!

Сегодня Хламидычу понадобилось, чтобы мы по канату к потолку сползали. Я, честно, сразу вспомнил книгу, представил, что я – Роберт, ухватился за канат, оторвал ноги от пола, напрягся весь, прям почувствовал, как мышцы на руках и спине забугрились.

– Смотри, не пёрдни! – завопил Плюха.

Ну, я, конечно, тут же руки разжал и на пол, а точнее, на маты, задницей и шмякнулся. С высоты в полметра. Ты, кажется, больше всех веселилась. Вот как мне потом простить тебе этот смех? Потом, когда всё наладится. Как думаешь, смогу? Смогу, наверное. Когда цели достигаешь, всё ведь меняется. Ладно, там видно будет.

Ну вот. Хламидыч, как водится, затренькал своим свистком, все замолчали.

– Горе мне с тобой, Тюля, – говорит. – Ну что, – тут же продолжает скучным голосом. – Сегодня найдётся кто-нибудь, кто искупит тюлин грех? Или, может, ты сам раскачался ненароком до силы необоримой, просто скрываешь от нас, любопытных? Нет, не раскачался? И никто за тебя пострадать не хочет, как всегда? Ну, тогда ты знаешь, что делать.

Знаю, конечно. В первый раз, что ли? Урок закончился, все пошли в раздевалку, а я остался зал в порядок приводить. Открыл пару окон, козла к стенке оттащил, маты стопкой уложил, взял у Хламидыча в каморке ведро и швабру, набрал воды, поелозил по полу мокрой тряпкой. Прислушался. Из раздевалок – ни звука, все давно по домам разошлись. Тогда я опять зашёл в хламовник Хламидыча, нашёл какой-то целлофановый кулёк, открыл дверь из спортзала на улицу, выскочил наружу, сбежал с крыльца, подошёл к трубе теплотрассы (знаешь, прямо справа от крыльца такая есть?), отогнул алюминиевую обёртку, надел кулёк на руку и оторвал добрый шмат стекловаты. Вернулся в зал, подошёл к матам, стянул верхние три-четыре на пол, а под обивку верхнего из оставшихся в стопке, через боковую прорезь, рукой в кульке, запихал стекловату. Тщательно её распределил поровнее, чтобы незаметно было. Залез сверху, попрыгал, чтобы совсем разровнялось. Опять вернул все маты в стопку, кулёк, ведро и швабру поставил к Хламидычу, закрыл окна, переоделся и пошёл домой.

Надеюсь, не тебе достанется на том мате кувыркаться. Хотя… Если тебе, мы будем квиты. Согласись, это по справедливости, милая моя?

20 ноября, среда

Ну, Матюля, конечно, отчебучил сегодня. Лично я не ожидал. Да и никто не ожидал. Когда я опять не смог собственную задницу оторвать от грешной земли больше, чем на метр, когда упал на маты, когда отполз под ваш заливистый смех и встал в строй, уткнув глаза в пол, когда Хламидыч начал свою заученную речь, Матюля вдруг вышел из строя на шаг вперёд.