Я понемногу заливала подопечному в рот слегка подсоленную и подслащенную воду, обтирала лицо влажной тряпицей и следила, чтобы не замерз. К утру он начал беспокойно метаться, и я не выдержала – позвала Ивана. Даже если пациент не драться, а помирать собрался, вдвоем как-то спокойнее.
Раненый открыл глаза. Карие, темнее моих, они казались почти черными. Волосы тоже темные, лицо смуглое и скуластое. Похож на татарина, но я плохо разбиралась в многочисленных местных народах. Толкнула Ивана, чтобы тот придержал гостя в случае чего, и заговорила:
– Ты в моем доме. Ранен. Моргни, если слышишь и понимаешь, но не шевели головой и не пытайся встать.
Медленно, но чётко он опустил веки и спустя пару мгновений снова открыл глаза.
– Я буду давать пить, старайся глотать. Тогда, может, выживешь.
Снова моргнул, переводя взгляд с моего лица на Ивана. Слабый как новорожденный птенец, этот мужчина внушал мне невнятное беспокойство. Когда он смежил веки и снова забылся, я знаком пригласила Ивана выйти на двор.
– Ты его сюда притащил, ты и помогай, царевич, – строго сказала я. – Будет пить и писать, а дальше видно будет. Пока не встанет – сам его таскай, да переворачивай. Я с ним не останусь. Или вместе выхаживаем, или забирай откуда принёс и проваливай.
Я изо всех сил старалась выглядеть невозмутимой. Если Иван уедет, я ж даже вытащить мужика из бани не смогу, не подниму. А если смогу – куда дальше? Во дворе оставлять валяться? От таких перспектив сердце билось все сильней. Я смотрела невидящим взглядом в сторону леса, и тут, наконец, царевич заговорил:
– Если бы не я, он был бы мёртв. Но и он подставился в бою, прикрывая меня. Стало быть, мы с ним побратимы. Я задержусь, но не больше, чем на седмицу. Всё сделаю, что скажешь.
«Ну да, свежо предание», – мысленно огрызнулась я, не выдавая своего облегчения. – «Сапоги мои где? То-то же».
Глава 8
– Ты как будто стала жить богато. В добрый час сказать, в худой помолчать, – заметил Иван-царевич. Мы сидели на крыльце, пригревшись на солнышке. Я отхлебнула из кружки теплое козье молоко и посмотрела на него в упор:
– Действительно! Не знаешь, случайно, откуда просители-дарители дорогу к моему дому знают? Прокляну ведь! Кто тебя просил?
Иван рассмеялся. Виноватым он не выглядел:
– Нечего сидеть тут одной. Не по-человечески это.
– Ты мне не брат и не сват! – отрезала я. Кажется, кудрявому просто нравилось меня злить. – Я сама решаю, как жить.
– Ну, переехать ты сможешь навряд ли. У тебя даже лошади нет, – хохотнул Иван и добавил, пока я на него не набросилась: – Пора проведать хворого.
Раненый так упорно цеплялся за жизнь, что я сама поверила – этот встанет. Каждый день я обрабатывала рану, со страхом ожидая признаков воспаления. Заставляла много пить – не только травяные сборы, но и бульон с протертыми овощами. Сгибала и разгибала руки, ноги, массировала мышцы. Иван таскал его во двор, пробовал ставить на ноги. Сегодня был пятый день с тех пор, как они нагрянули в мой дом, и я велела:
– Попробуй поговорить с ним. Пора.
Я видела, что сознание у мужчины ясное. Он понимал все обращенные к нему слова. Очевидно, не страдал амнезией, иначе выглядел бы испуганным. Осталось понять, есть ли нарушения речи. Заодно узнаем, кого это Иван притащил.
Я слегка подсластила отвар шиповника мёдом и привычно напоила раненого, держа кружку у его губ. Тот благодарно моргнул в ответ. Я оглянулась на царевича и показала ему глазами – давай, мол, вспоминай, о чём только что говорили. Иван сел рядом и спросил без обиняков:
– Как тебя зовут?
Мужик облизнул губы и прохрипел: