"Ладно, не паникуй, – сказала она себе, сжимая телефон так, что костяшки побелели. – У Маргарет должен быть телефон. Я позвоню домой, услышу маму, Эмили, скажу, что всё в порядке". Ей нужен был голос из внешнего мира, что-то настоящее, чтобы убедить себя, что она не сходит с ума. Мия встала, глубоко вдохнула и спустилась вниз, стуча каблуками по деревянным ступеням. Каждый звук отдавался в её ушах, как удар молота, и она чувствовала, как нервы натягиваются, словно струны.

Маргарет стояла на кухне у плиты, помешивая что-то в кастрюле. Её движения были такими же плавными и точными, как у пациентов в больнице – рука поднималась и опускалась в идеальном ритме, без единого лишнего взмаха. Мия остановилась в дверях, её горло сжалось.

– Маргарет, – начала она, стараясь звучать спокойно, хотя голос дрожал, – можно воспользоваться вашим телефоном? Хочу позвонить домой, сказать, что добралась.

Маргарет медленно повернулась, и её улыбка стала шире, обнажая зубы, которые казались слишком белыми в тусклом свете лампы. Её глаза, обычно тусклые, теперь были пустыми, как стеклянные шарики, вставленные в лицо куклы. Они смотрели на Мию, но не видели её – или видели что-то за ней.

– Это больше не нужно, – сказала Маргарет тихо, но её голос резанул по нервам Мии, как скрежет металла по стеклу.

Мия замерла, её ноги приросли к полу.

– Что… что вы имеете в виду? – выдавила она, отступая на шаг. Её сердце заколотилось так сильно, что она слышала его стук в ушах.

Маргарет не ответила. Она просто стояла, глядя на неё с той же искусственной улыбкой, и её руки продолжали помешивать суп – ровно, ритмично, как заведённый механизм. Её лицо не дрогнуло, не моргнуло, и в этой неподвижности было что-то жуткое, нечеловеческое. Мия почувствовала, как холодный пот стекает по её спине, а в голове закружились обрывки мыслей: "Бежать. Надо бежать. Это не люди". Она пробормотала что-то невнятное про усталость, развернулась и почти бегом поднялась обратно в свою комнату, захлопнув дверь с такой силой, что зеркало на стене задрожало.

Сидя на кровати, она обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь, которая била её, как озноб. "Это больше не нужно", – эхом звучало в её голове, и каждый слог был как удар. Что это значит? Почему Маргарет выглядела так, будто кто-то выключил в ней всё живое? Мия закрыла глаза, но перед ней тут же возникли нити, тянущиеся от рук той женщины в больнице, и пустые глаза Маргарет. Её воображение нарисовало картину: она сама, подвешенная на этих нитях, с улыбкой, которая не её. Она вскочила, тряхнув головой, чтобы прогнать образ.

– Я схожу с ума, – прошептала она, прижимая ладони к лицу. – Это просто стресс. Завтра всё станет понятнее. Я справлюсь.

Но её голос дрожал, и в глубине души она знала, что Холлоу Крик – это не просто город. Это ловушка, и нити, которые она видела – или думала, что видела, – уже начали опутывать её.

Мия Филлипс проснулась на рассвете, но утро в Холлоу Крик не принесло света – только серую мглу, которая просачивалась сквозь занавески, как ядовитый туман. Её тело болело, будто она всю ночь боролась с чем-то невидимым, а разум был затянут паутиной кошмаров: тёмные улицы, неподвижные фигуры с пустыми глазами, нити, тянущие её куда-то в бездну. Она села, прижимая ладони к вискам, и попыталась вдохнуть, но воздух в комнате был густым, пропитанным запахом старого дерева и чем-то гнилостным, от чего её желудок сжался. "Я справлюсь, – прошептала она, но голос дрожал, слабый и ломкий, как стекло на грани разрушения. После вчерашнего – пустых глаз Маргарет, её слов "Это больше не нужно", синхронных движений в больнице – Мия чувствовала себя пойманной в ловушку, и каждый звук дома был как удар молота по её нервам.