Сначала нужно было задобрить «хозяев» этого места, ведь место это, ко всему прочему, камуи, священно, а значит, здесь обитали те, кому нужно обязательно принести жертву: не только ранке куру и ранке мат – воду роняющие муж и жена (они вон там живут, в том самом маленьком водопаде, где ручей сливается с речкой), но также дух – смотритель реки.

Найдя сухую ивовую ветку среди камней, он достал из-за пояса длинный нож с обёрнутой кожаным ремнём рукоятью, отсёк сильным ударом изрядный кусок, слегка подравнял его, снял кору, после чего, выбрав один конец, стал стругать его, но так, чтобы стружки не отлетали, а образовывали бахрому. Занимался он этим делом старательно и долго. Наконец, придирчиво осмотрев изделие со всех сторон, он удовлетворённо хмыкнул и, зажав палочку в руках, резво перескочил по камням через поток и воткнул её в покрытую мхом кочку рядом с маленьким водопадом. Сделав это, он почтительно поклонился и вернулся к тому камню, на котором оставил острогу. Теперь, полагаясь на покровительство и доброе отношение «хозяев», можно без опаски и за дело приниматься.

Подобрав острогу, он пристроился на камне и склонился над тёмной водой, приготовившись ждать удобного для удара момента. Вокруг бойко шумели каскады воды, в которых, как он знал, водилось великое множество всевозможной рыбы, большой и малой. Ему хорошо было видно дно заводи, покрытое мелким щебнем и илом, откуда выглядывали пузатые окатыши да гнилые бурые палки. С низовьев речки, где она вливалась в широкий морской залив, тянуло запахом водорослей, выброшенных прибоем на берег. Он с удовольствием втягивал носом свежий прохладный воздух, смешивавшийся с тяжёлым прелым дыханием безбрежного древнего леса, и улыбался оттого, что находится в чудесном потаённом месте, где всё вокруг – и лес, и вода, и воздух – камуи.

Но рыба почему-то не шла. Он долго вглядывался в подрагивающую, будто пульсирующую воду под камнем, но в заводи по-прежнему было пусто, только неутомимый ручейник, борющийся с сильным течением, без устали волочил свой склеенный из частичек дресвы домик по шершавому неровному дну. В траве над берегом шебуршали, перебегая от кочки к кочке, от одной валежины до другой, полосатые весёлые бурундуки, собирая с земли семена и травки. По веткам кустов скакали мелкие пёстрые птички; от их непрестанных прыжков тонкие, усеянные длинными листочками ветви покачивались, но из-за шума гремящей реки ни шорохов, ни даже птичьей трескотни слышно не было. Оторвав взгляд от речного дна, он невольно залюбовался окружающим: порханием птиц у кустов черёмухи; плавным, невесомым полётом бабочки в невидимых воздушных струях под сенью леса; беззаботной толкотнёй неугомонных бурундуков; с неистощимой силой клокочущим потоком, который словно стремился обогнать время и выброситься на ровный простор бухты, навстречу горячему утреннему солнцу. Привыкший к одинаково серым дням, иногда с дождями, иногда без, повторяющимся с завидным постоянством, его глаз радовался ярким переливам красок на убранстве леса, безоблачному голубому небу, всё более разогревающемуся воздуху, возне и копошению живности; радовал его и тихий ветерок, пробегающий по верхушкам трав и покачивающий дружелюбно распростёртые лапы папоротников. Редко выпадают дни, подобные этому. Всё чаще с моря приходят густые туманы, цепляющиеся за вершины гор, сыплющие мелким дождём тучи или воющие в ночи ураганы, срывающие с домов крыши, опрокидывающие сушила, крушащие исполинские вековые дубы и пихты. В такой день, как этот, всё улыбается, а неспокойная человеческая душа, как говорят его соплеменники, вытягивается.