– Солдаты назад! – кричал он снова и снова! – Назад! – повторял, пока, наконец, его не услышали. Натиск стал ослабевать, щит Лемана перестал качаться и он смог встать в полный рост. – Поднять копья, мечи в ножны! –произнес он охрипшим, но все еще громким и уверенным голосом. –Командиры первого и второго оцеплений уводите отряды через главные и восточные ворота! Третье оцепление выходит через северные.

На мгновенье стало тихо, и уже через секунду, над трибунами раздались зычные команды командиров:

– Первый аклертит, конец атаки! Отступить на центр! Стройся на выход!.. Второй аклертит, конец атаки! Отступить на центр! Собраться на исходной!.. Третий аклертит, конец атаки! Атарьер рух! Всем идти к восточным воротам!.. Четвертый…

– Леман посмотрел на Харума. – Народ с трибун пойдет через западные. Пусть твои организуют, – сказал он устало, и повернулся к арене. Там, в Кругу смерти все еще стоял на коленях, пронзенный мечом Эмистан. Он так странно держался за рукоять, что казалось, проколол себя сам. Голова его была опрокинута лицом вверх, глаза смотрели в небо, дымный ветер трепал черные вьющиеся волосы. Когда-то, кажется, это было лет десять назад, они плыли на «Грозном владыке» по Бескрайнему морю на север Диких Земель, чтобы выбрать подходящую бухту, и построить на берегу Новый город. Леман вспомнил, как выхаживая вдоль правого борта, Эмистан часами смотрел на линю берега. Ветер тогда так же трепал его длинные густые волосы. И однажды он поднял руку, посмотрел на Лемана, и тыча пальцем в сторону нескольких завалившихся рыбацких изб, на изъеденном волнами каменистом берегу, крикнул: «Здесь! Здесь будет первый северный порт! Здесь мы построим город!»

Леман будто бы ждал, что сейчас он повернется так же, как тогда, но он оставался неподвижен. Руки, кожа лица и даже губы стали белыми и твердыми, как мрамор.

Стаха уже не было. Мост, по которому он ушел, окруженный черным дымом, полыхал надо рвом.

Харум Адий приехал за детьми рано утром. Поединок Эмистана и Стаха должен был состояться в полдень. Старик торопился, бесцеремонно заходил в комнаты девочек, и со словами: «Очень быстро! Очень! Совсем нет времени…» бросал их одежду и обувь на одеяла. Если дети не спешили просыпаться, начинал стучать тростью по спинкам кроватей.

– Куда мы так торопимся? – морщась от света свечи, пыталась возражать Эльза. – Я опять не высплюсь, и у меня снова будет болеть голова. Заберите нас утром.

– Уже утро.

– Не правда, на улице темно, – шептала она, снова проваливаясь в сон.

– Ромульцы, – резко сказал Харум, и девочка вздрогнула.

– Где? – пуча глаза, встрепенулась она.

– Одевайся, – повторил старик, и подтянул к ней тростью, светлое теплое платье.

– Так не-ль-зя… – обиженно протянула Эльза, когда поняла, что он обманул.

– Мне можно, – сказал Харум. – Я старый, – добавил он так, будто теперь его надо за это пожалеть.

Эламир поднялся один из первых. Он знал о предстоящем поединке, как знал и то, что Харум захочет их перевезти в безопасное место именно этой ночью. То, что Эмистан примет вызов, стало неожиданностью для всех. Харуму надо было торопиться, и быть готовым, к любым последствиям этого решения.

Дольше всех поднимались братья горцы. Этой ночью они совсем не спали. Еще днем Акрон заметил, что-то странное в поведении брата. Нирон смотрел на него. Смотрел ни как обычно, вскользь, мимоходом, а смотрел сосредоточенно, по долгу, будто хотел запомнить, будто прощался. Вечером, ложась спать, Нирон положил под его подушку свой кинжал, и розовый камень, который нашел в кожаном мешке на ремне изгоя, и с тех пор носил в кармане. Это было самое ценное, что было у Нирона. Дорогой подарок – совсем не в его духе. Прощальный подарок.