— Достаточно. Даже слишком.

— Это как?

Да никак. Не знаю. Просто так сказала, так представляю. Просто…

— Ром! Ну вот оно тебе надо? Встречаться с моей мамой.

Он кивает с пониманием.

— Боишься, она узнает, что ты живёшь в одной квартире с неизвестным парнем? — И чуть кривит угол рта. — Так тебе сколько лет?

Ой-ой-ой, какие мы взрослые и проницательные!

— Сколько надо. — Взмахиваю кухонной лопаткой. — Ты просто мамы моей не знаешь. Вот совсем-совсем не знаешь. Она же из всего театр устроит. А иначе ей жить скучно. И потом будет бесконечно иронизировать, подкалывать, выдавать дурацкие сентенции, предположения и философские выкладки. И никогда не успокоится.

Рома задумчиво приподнимает брови.

— Ты меня прям заинтриговала.

А я фыркаю в ответ.

— Ага. Полчаса с моей мамой, и вся интрига исчезнет, останется только головная боль и желание сбежать. — Выдыхаю и признаюсь: — Ну и да, мне не хочется ей ничего объяснять, выслушивать её шуточки, сгорать от испанского стыда и оправдываться.

Рома опять хмурится и с нескрываемой досадой заключает:

— Так значит, супчик не от души, а в качестве взятки. Как-то прозаично.

— От души, Ром, не переживай, от души, — убеждённо возражаю я. — Просто, когда в общаге живёшь, обычно и готовишь с расчётом на всю комнату. Привычка. — Но, похоже и привычка его не устраивает, он обиженно поджимает губы. — Ну, если тебя такой повод смущает, можешь не есть. Я не настаиваю.

— Ага! — негодующе восклицает Рома. — Как же, не есть. — Потом улыбается и обещает: — Ладно, ладно, отвалю пораньше или совсем не приду.

— Спасибо, — благодарю я вежливо, перекладываю со сковородки в кастрюлю пассерованные морковку и лук и тихонечко, для самой себя, замечаю: — Надо запомнить: на сытную домашнюю еду Рома вполне покупается.

— Как любой нормальный мужчина, — добавляет он, насмешливо лыбится и предлагает: — Тебе помочь?

— Нет. Почти уже готово. Сейчас закипит, и можно снимать и есть.

— Да? Уже? — уточняет он с радостным энтузиазмом, подходит ближе, останавливается у меня за спиной, заглядывает через плечо.

Я почти чувствую его лопаткой, лёгкое дыхание трогает ухо и щёку, и мне становится как-то некомфортно. Словно мелкая едва заметная дрожь пробегает по телу. Или, скорее, предчувствие дрожи.

Наверное, я просто не люблю, когда у меня стоят над душой, и мне хочется поскорее избавиться от этих странных ощущений, поэтому говорю первое, что приходит в голову:

— Ты будешь кофе варить? — Но вместо обычного голоса получается какой-то сиплый шёпот. — Я сейчас отойду.

Рома отодвигается раньше — делает шаг назад, произносит сбивчиво, будто растерявшись и не сразу поняв:

— А! Не. Не буду кофе. — Кажется, отступает ещё на шаг, потом направляется к шкафу-сушилке: — Лучше тарелки достану. — И уже от шкафа спрашивает: — А откуда у тебя мама приезжает?

— Из дома, — объясняю я, и с голосом у меня уже всё в порядке. — Мы с ней живём в райцентре. То есть сейчас она одна там живёт, а я здесь. Потому что учусь. — И добавляю, видимо, уже на автомате: — Вообще-то и папа тоже здесь, но у него другая семья. А ты откуда?

— Ниоткуда, — произносит Рома, но тут же исправляется: — В смысле, я местный. Просто живу отдельно от родителей. — Он чуть-чуть мрачнеет и опять исправляется: — От отца.

Мне очень хочется спросить «А мама?», но я сдерживаюсь, да и сама понимаю: скорее всего, если она и есть, то не с ними. Может, у неё тоже другая семья и она живёт где-то далеко, а может… может, у него просто в отношениях с отцом что-то не так.

Выключаю газ, снимаю кастрюлю с плиты.

— В принципе всё готово. Но сейчас он слишком горячий, лучше немного подождать.