– Приятно хоть раз опередить вас. Спешу сообщить, что за этот пожар мы тоже не отвечаем. Вы сами подумайте, зачем нам устраивать пожар, если весь дым все равно унесет в другую сторону, к востоку от залива? Метеорологи говорят, что молнии бьют каждые три-четыре секунды. И не из облака в облако, как это часто происходит, а из облака в землю. Они утверждают, что по закону средних величин один разряд из двадцати приходится во что-нибудь воспламеняющееся. Я буду держать вас в курсе.

Впервые за все это время Хендрикс первым положил трубку. Брэнсон молча опустил свою. И впервые за все это время возле уголков его рта проступили желваки, выдававшие его напряжение.

Голубые языки пламени поднимались теперь на двести метров, то есть почти вровень с самыми высокими зданиями в городе. Огонь сопровождался густым едким дымом. В этом не было ничего удивительного: горели несколько сотен старых автопокрышек, облитых бензином. Рядом в полной готовности ждали команды шести громадных пожарных машин и множество машин с устройствами для пенообразования. На мосту самые нервные из газетчиков и фотографов вслух размышляли о том, перекинется ли огонь на город. Это было весьма маловероятно, потому что ветер дул в противоположном направлении. Мэр Моррисон стоял у восточного ограждения моста. Кулаки его были сжаты, по лицу текли слезы, и он безостановочно изрыгал проклятия.

– Хотел бы я знать, понимают ли король и принц иронию происходящего, – заметил О’Хара. – Ведь, в конце концов, горит их собственная нефть.

Ревсон не ответил, и доктор коснулся его руки.

– А вы не переусердствовали на этот раз, старина?

Когда О’Хара волновался, его британское образование давало о себе знать.

– В любом случае спички были не у меня. – Ревсон улыбнулся. – Не беспокойтесь, наши люди знают, что делают. Меня больше интересует фейерверк, который еще предстоит увидеть.

В центре связи президентского автобуса снова раздался звонок. Брэнсон взял трубку.

– Это Хендрикс. Горит большая цистерна на складе нефтепродуктов в Форт-Мейсоне.

На самом деле в Форт-Мейсоне не было склада нефтепродуктов, но Брэнсон был родом не из Сан-Франциско и даже не из Калифорнии и вряд ли мог знать об этом.

– Я только что говорил по радио с пожарным комиссаром, – продолжал Хендрикс. – Он утверждает, что все не так плохо, как кажется, и никакой опасности нет.

– А это что, черт вас возьми? – закричал Брэнсон, непробиваемая невозмутимость которого дала-таки трещину.

– Вы о чем?

Спокойствие Хендрикса только усилило тревогу Брэнсона.

– Фейерверк! И еще какой! Разве вы не видите?

– Нет, мне отсюда не видно. Подождите.

Хендрикс прошел к задней двери переговорного автобуса. Брэнсон не преувеличивал. Небо и в самом деле пестрело разноцветными огнями всех мыслимых цветов и форм. Букеты сверкающих звезд вылетали в северо-восточном направлении, кратчайшем до воды, так что всем этим звездам рано или поздно суждено было упасть в воды залива. Хендрикс вернулся к телефону:

– Судя по всему, фейерверк устроен в китайских кварталах, и ясно как день, что это не празднование китайского Нового года. Я вам перезвоню.

Ревсон сказал О’Харе:

– Снимите белый халат. Когда все погрузится во тьму, он будет очень заметен. – Он протянул доктору белую ручку. – Вы знаете, как ею пользоваться?

– Нужно отжать клип и нажать на кнопку сверху.

– Верно. Если кто-нибудь подойдет слишком близко – ну, тогда цельтесь в лицо. Не забудьте потом извлечь иглу.

– О горе мне и моей медицинской этике!

Брэнсон взял трубку:

– Да?

– Это в китайских кварталах. Молния ударила в фабрику по изготовлению пиротехники. Похоже, чертова гроза не хочет уходить. Бог знает, сколько еще пожаров будет у нас сегодня ночью.