– Как только прибудет автофургон с едой, я прошу вас немедленно отправиться к доктору. Для осмотра.

Девушка даже не взглянула на него.

– Да, сэр. Как прикажете, сэр.

Ревсон издал тяжелый вздох:

– Я попытаюсь подавить нехорошее чувство, которое в викторианскую эпоху могли бы назвать растущим раздражением. Мне казалось, мы расстались друзьями.

– Мне не нравится быть послушной марионеткой.

– Мы все марионетки. Я тоже делаю то, что велят. Мне не всегда это нравится, но работа есть работа. Пожалуйста, не старайтесь осложнять мою задачу еще больше. Доктор все объяснит. Он скажет, когда можно будет от него уйти.

– Хорошо, мистер Ревсон. Как насильственно кооптированный сотрудник вашей секретной службы, я сделаю, что прикажете.

Ревсон решил больше не издавать тяжелых вздохов.

– Но перед этим я прошу вас побеседовать с мистером Брэнсоном. Я вижу, как он косится на вас своими холодными, как у трески, глазами.

Эйприл медленно повернула голову и устремила на него пристальный взгляд блестящих зеленых глаз:

– А вы, значит, не коситесь?

Несколько мгновений Ревсон выдерживал этот взгляд, потом заинтересовался дорожным покрытием моста Золотые Ворота.

– Я стараюсь смотреть в другую сторону. К тому же у меня глаза не как у трески. Попытайтесь выведать у Брэнсона, к какому тросу и когда он собирается прикреплять следующую порцию взрывчатки. После того как я отойду, выждите некоторое время и затем начинайте прогуливаться, как обычно.

Он снова взглянул на Эйприл. Ее глаза показались ему еще больше и зеленее, чем прежде, и в них промелькнуло лукавство. Она еле заметно улыбнулась:

– Кончится тем, что я стану такой же хитрой и коварной, как вы.

– Господь этого не допустит.

Ревсон встал и вернулся на свое прежнее место на заградительном барьере, примерно в двадцати метрах от ограничительной линии, которую постоянно патрулировал человек со «шмайссером» в руках. В сторону Ревсона направлялся генерал Картленд – его военный пропуск in excelsis[8]. Ревсон поднял фотоаппарат и быстро сделал три снимка.

– Можно с вами поговорить, сэр?

Картленд остановился:

– Нет, нельзя! Никаких интервью, ни эксклюзивных, ни любых других. Я в этом чертовом цирке зритель, а не актер.

Он двинулся дальше.

– Лучше бы вы поговорили со мной, генерал, – намеренно резко бросил Ревсон.

Генерал снова остановился. Его ледяной взгляд прошил журналиста насквозь.

– Что вы сказали?

Каждое слово было произнесено медленно и четко, и Ревсон почувствовал себя словно офицер под военным судом: сейчас с него сорвут знаки отличия и погоны, а саблю переломят через колено.

– Не пренебрегайте мной, сэр. – Резкость сменилась почтительностью. – Хагенбаху это не понравится.

– Хагенбаху? – Картленд и Хагенбах обладали похожим складом ума и были близки, насколько вообще могут быть близки одиночки по натуре. – Кто для вас Хагенбах?

– Прошу вас сесть рядом со мной, генерал. Пожалуйста, держите себя непринужденно.

Непринужденность была совершенно несвойственна Картленду, но он сделал все, что было в его силах.

– Итак, кто для вас Хагенбах? – повторил генерал свой вопрос, присев на барьер.

– Мистер Хагенбах играет важную роль в моей жизни – он платит мне жалованье. Когда вспоминает об этом.

Картленд долго молча смотрел на Ревсона, потом, словно для того, чтобы доказать, что он отличается от Хагенбаха, улыбнулся. Эта улыбка оказалась гораздо теплее, чем обычное выражение его лица.

– Ну-ну! Друзья познаются в беде. Как вас зовут?

– Пол Ревсон.

– Ревсон? Ревсон! Джеймс говорил мне о вас. И не раз.

– Сэр, вы, должно быть, единственный человек в Соединенных Штатах, кто знает его имя.