Ревсон кивнул.

– И какое впечатление все это произвело на вас?

– Такое же, как и на миллионы других телезрителей. – Ревсон подумал о том, что тщеславие – составная часть ахиллесовой пяты Брэнсона, который считал себя гением и не возражал, когда и другие люди называли его так. – Ощущение полной нереальности. Этого просто не может происходить.

– Но ведь это происходит, не так ли? Очень многообещающее начало, вам не кажется?

– Я могу процитировать эту вашу фразу?

– Конечно. Если хотите, назовите это эксклюзивным интервью. Как вы представляете дальнейшее развитие событий?

– Именно так, как вы их запрограммировали. Не вижу ничего, что могло бы вас остановить. К несчастью, вы поставили наше правительство в очень трудное положение.

– К несчастью?

– Разумеется. Я вполне солидарен с американскими гражданами, и хотя вы гениальный преступник, гений в своем аморальном роде, но для меня вы остаетесь мошенником, таким ловким, что могли бы заставить винтовую лестницу выглядеть выдвижной пожарной.

– Мне нравится ваша мысль. Могу я тоже процитировать вас?

Похоже, Брэнсон был искренне доволен разговором. Его вряд ли можно было назвать тонкокожим.

– У нас нет защиты авторских прав на устные высказывания.

– Увы, мой удел – всеобщее неодобрение и даже возмущение. – Подобное обстоятельство не слишком огорчало Брэнсона. – У вас очень необычный фотоаппарат.

– Верно, хотя и не уникальный.

– Могу я взглянуть?

– Пожалуйста. Но если он вас интересует по причинам, о которых я подозреваю, то вы опоздали часа на четыре.

– Что вы хотите этим сказать?

– У вашего достойного помощника, Ван Эффена, такой же подозрительный склад ума, как у вас. Он уже осматривал мой аппарат.

– Ни радиопередатчика, ни оружия?

– Посмотрите сами.

– Похоже, в этом нет необходимости.

– У меня вопрос. Я не хочу раздувать ваше и без того чрезмерно раздутое эго…

– Вы рискуете, Ревсон.

– Вовсе нет. У вас репутация преступника, не склонного к насилию. – Ревсон обвел рукой окружающее. – Зачем вам все это? Вы могли бы сделать состояние в любой сфере бизнеса.

– Пробовал, – вздохнул Брэнсон. – Вам не кажется, что бизнес скучноват? Моя нынешняя деятельность хотя бы требует разнообразных способностей и не надоедает. – Он сделал паузу. – Вы тоже необычный человек. Утверждаете, что фотограф, но разговариваете и ведете себя не как фотограф.

– А как, по-вашему, должны вести себя фотографы? И как они должны разговаривать? Вот вы смотрите на себя в зеркало, когда бреетесь. Разве вы выглядите как преступник? Я вижу перед собой вице-президента компании с Уолл-стрит.

– Сдаюсь. Как называется ваша газета или журнал?

– Вообще-то, я вольный художник, однако сейчас представляю лондонскую «Таймс».

– Но вы же американец?

– В наше время новости не знают границ. Я предпочитаю работать за рубежом, в горячих точках. – Ревсон еле заметно улыбнулся. – По крайней мере, предпочитал до сегодняшнего дня. Раньше я работал в Юго-Восточной Азии, но теперь сфера моих интересов переместилась в Европу и на Ближний Восток.

– В таком случае как вы здесь оказались?

– По чистой случайности. Проездом из Нью-Йорка в Китай, по специальному приглашению.

– И когда вы должны туда отправиться?

– Завтра.

– Завтра? Тогда вам нужно уехать с моста сегодня вечером. Я же говорил, что представители средств массовой информации вольны покинуть мост, когда им заблагорассудится.

– Да вы с ума сошли!

– Значит, Китай подождет?

– Конечно. Если только вы не планируете похитить председателя Мао.

На губах Брэнсона снова появилась дежурная улыбка, никогда не затрагивающая его глаз. Он ушел, довольный собой.