Обойдя зигзагом переулки, мы подошли к довольно разбитой, красного цвета тачке.

Он вытащил ключ, открыл дверь:

– Подожди, пожалуйста, мне надо принять медикаменты. – И залез внутрь через окошко.

Я, заметив, как он высыпал на открытку линию белого порошка и провел носом, сделал вывод – героином заряжается, а такой приятный собеседник. Когда он вышел из машины, видя, что мелко дрожу от холода, позвал погреться. Куда? Конечно, в кафе «Le Palette». Если обычные смертные посещают любые, то гении там уже праздновали сдачу экзаменов. Студенты, стуча по барабану, пели песни, звенели колокольчиками бокалы. Нас окрикнул Франсуа, заросший гарсон. Провел в зал и дал столик в центре под зеркалом. Привилегия для особо уважаемых клиентов, а мой знакомый пользовался особенным вниманием у патрона, который явно заискивал перед ним, угощая за свой счет напитками. Когда мы допивали чай, Майк расслабился, и я задал вопрос насчет скандальной эпопеи его друга Банье. К сожалению, шумные студенты заглушали слова. Приходилось повторяться, хотя он сразу догадывался, о чем идет речь. Погасил сигарету о край пепельницы и произнес:

– Про эту тему как-нибудь в другой раз.

Зазвенел мобильник. Он стал рыться в плаще, найдя его, внимательно приложил к уху, записал чей-то адрес. Спешно встал, сказав:

– Пока, мой дорогой. Отдыхай. Выбери на ужин горячее блюдо. Фазан с картофельным пюре тебе верно понравится. И остальное…. Про счет забудь. Все заплачено. – И покинул, торопясь, кафе.

Я еще долго рассматривал потемневшую от толстой пыли «палитру», висевшую над баром, догадываясь о ее происхождении. Выпившие студенты, вой дя во вкус декадентства, начали раздеваться догола, кидая в потолок пиджаки и ботинки. До этого спокойная брюнетка встала на стул, закрутила над головами своим бюстгальтером, но подвернулся гарсон, которому его напялили. Она прыгала, кривляясь под хохот и свист пацанов, потом неуклюже упала на пол. Охая, поднявшись, полезла обниматься с каждым по очереди. Школьный балаган замучил меня; облитый пивом, зевая от дыма, я поплелся домой сквозь разбушевавшуюся стихию бардака.

Поднимаясь по лестнице, встретил группу жильцов. Моя соседка держала белый лист. Очередная жалоба в полицию на настоящий притон, как они сформулировали, наркоманов, убийц, проституток у нас в подвале под романтической вывеской «Клуб четырех ветров». Все очень, конечно, преувеличенно. Кроме моей, отсутствовала подпись еще и соседа-графа. Занимались этим делом периодически. Точно раз в полгода. И очередная петиция, пуская пузыри, оседала в недрах бюрократии навсегда.

Утром по радио журналисты снова месили мадам Бетанкур. Дочка подала на нее в суд, объявляя, что та просто чокнулась. Про имя альфонса – сплошная тишина. Мне было так занятно, что я отложил кисточку в сторону. Прослушав информацию, я решил сходить этим же вечером к точке, где, как обычно, ожидает секс-клиентов пенсионер Майк. Чтобы все было натурально, вытащил несколько каталогов со своими выставками. Этого мне показалось мало, нашел афишу последней выставки. Пусть будет подарком. На ужин прикончил тарелку резиновых макарон с сосисками, запив сладким чаем. Спустился на улицу. Небо было еще ясным, голубоватым. Блестела вымытая до блеска луна, отражаясь в верхних окнах. Дойдя до угла Бульвара, где обосновался магазин «Armani», прошелся вперед-назад, выискивая среди прохожих моего друга. Его привычное нахождение – площадка, примерно несколько метров в оба конца, но сейчас она была без него. Потоптался и направился к Алану – художнику. К живой газете Сен-Жермен. Вокруг него уже собрались члены его клуба. Тут обычно у каждого имелись свои причуды: куда встать у решетки? Словно тротуар был помечен невидимой границей. Кто пытался нарушить правило, того исключали. Просто грубили так, что нарушитель обижался и исчезал. А сейчас я отозвал Алана от пацанов и спросил о том, куда девался Майк и есть ли новости от него.