– Сейчас. – Я снял шляпу и улыбнулся, смущенно входя в прихожую. – Ладно, Эдик, прикалываться! Как прекрасно чувствовать аромат свежего сваренного супа!

– Что несешь чепуху, Рыжий! Лучше расскажи, чем дышит эмигрантское болото? – Намек на Аиду, жену фотографа Сычева, и ее окружение. Спрашивая, сконцентрировался на новостях. Поставил на стол тарелку густых щей и подтолкнул мне табуретку. Сам же остался стоять у пролета в салон, наблюдая пристально за комаром, спрятавшимся под тенью стены. Быстрым движением полотенца шлепнул по нему. – Какое чудное удовольствие! Размазать гадкого кровопийцу! – сказал он, слушая мои пересказывания политических интриг Франции, услышанных за чаепитием у Аиды.

А именно: потопление судна с жертвами гринписовцев. Кокнули тех секретные агенты дворца Елисея. Приложилась к этому и рука президента Миттерана. Полное фиаско. Топорная работа. Горе-диверсантов повязали почти сразу. Провал операции и скандал в прессе.

Проглотив последнюю ложку куриного супа, я спросил:

– Где красавица Наташа?

Он замялся:

– Вчера уехала на три дня к одной подруге. Далеко за город. К такой настоящей шизе. Точно, напьются там до чертиков, потом начнет жаловаться на жизнь… Ну, ладно. Хватит базарить о ней. – И свернул резко тему на более лирические тона.

Его последняя новость: попробовал себя на поприще журналиста и настрочил уже пару статьей для газеты с анархическим уклоном. Я старательно облизал ложку и намекнул о десерте. Вообще-то напрасно. Заранее знал, что вряд ли у него есть что-то, кроме кефира. С улицы послышались громкие голоса прохожих.

– Евреи, marais. Настоящие гетто. Фольклор… – Обрывок фразы повис в воздухе, после чего он почесал рукой мелкую чахлую бородку и нагнулся ко мне. Шепнул интригующе: – В спальне тебя ждет маленький сюрприз. Только особенно не увлекайся, Рыжий! Давай иди!

Я опешил от предложения, чуя подвох или дурацкий прикол чудака писателя. Переборол стеснение и пошел в сопровождении Эдика, идущего сзади на цыпочках, через весь салон к боковой комнате. Вошли вместе. Луч дневного света упал, освещая стул с женской одеждой. Поверху лежал белый лифчик. Дверь закрылась, щелкая замком, и все погрузилось в кромешную тьму. Теперь осталось лишь молча продвигаться наугад, щупая перед собой предметы, до тех пор пока не дотронулся до металлической спинки кровати. Далее пальцы почувствовали голую женскую ногу, торчащую из-под смятого одеяла. Ведя дальше, обнаружил часть веревки, обмотанной на запястье. Слышался тихий стон и содрогания тела. Сообразил сразу: «Явная игра в садо».

Эдик с силой оттащил меня и вытолкнул за дверь:

– Хватит с тебя! Словил кайф? Сделай одолжение, старик! Посиди в шкафу, пока баба не оденется и не уйдет, а мы потом еще пообщаемся.

Просьба из разряда взаимопонимания. Единственная мебель в салоне, куда можно было забраться, платяной шкаф меблированной квартиры. Что ж, я с трудом залез туда, расталкивая одежду, присел и затих, сгорбившийся в углу, ожидая финала сцены. Постепенно глаза привыкли к темноте. Мешал лишь запах скисшего одеколона. По периметру из разных щелей витала тонкой пеленой звездная пыль, мечась мелкими звездочками на свету. Еле сдерживая дыхание, хотелось чихнуть, прищемил рукой нос, как в тот момент послышались громкие голоса. Промелькнула мигом женская фигура с подстриженными коротко волосами и с явно африканским лицом. Теперь доносились обрывки фраз: «Mon chéri a bientôt», – а в ответ, с русским акцентом на букву «Р», раздался голос Эдика: «Merci pour la moment formidable». Закончилось прощание сочными поцелуями. Далее наступила тишина.