Не ровня я учёному аскету.
Я обойти желаю белый свет,
Чтобы узнать, есть счастье или нет.
Хочу я, меж людей бродя по свету,
Найти на это правильный ответ!»
28
Скрываясь от разбойничьего глаза,
Мы вскоре оказались у Микнаса.
Меня к себе позвал Абд-ас-Самад:
«Живи здесь, то мне будет не в наклад!»
Ко мне же мысль пристала как зараза,
Всё думал я, куда девать свой клад?
29
И золота увесистая груда
Со мною сотворила просто чудо:
Купцом я стал! Я принял важный сан!
Готовлю я товар для дальних стран!
Купив товаров, мула и верблюда,
Составил я с купцами караван.
30
Мы двигались два дня. И – порт уж скоро.
Но вдруг на караван напала свора
Перерезающих дороги и пути.
И каждый захотел себя спасти.
В стремленьи к жизни мул мне был опора,
И – ноги удалось мне унести!
Рассказ о Зейн-аль-Мавасиф
VII, 289—297
Бродил я раз по одному из городов
И вышел к дому из купеческих домов.
Там пела женщина, и слов-стенаний звуки
Из сердца будто шли, вобрав влюблённых муки:
Дует ветер благовонный
С мест, где след её мгновенный.
Этот ветер, этот воздух
Для больного исцеленье.
Не спеши ты, ветер, мимо,
Между нами покружи.
Разузнай все тайны милой,
Буду ль счастлив я, скажи?
Я заглянул за ворота из сталь-листов
И сад увидел из прекраснейших садов,
А в глубине его, ещё доступной глазу,
Заметил полог – злата блеск по чернь-атласу.
За этим пологом, где кто-то пел-страдал,
Я вскоре нескольких невольниц увидал.
А между ними – то Создателя песнь песней! —
Стояла девушка всех девушек прелестней.
Подобна пламенно светящейся луне,
То сказка в сказке, сон мечты, мечта во сне!
Глаза черны, блестят нарочитой угрозой,
Уста влекут к себе чудесной нежной розой,
Рот, раскрывая с лёгкой дрожью губ коралл,
Жемчужным блеском убивал, пронзал, карал!
Она мне в душу блеском чар запала сразу,
А соразмерностью похитила мой разум.
Я не заметил, как приблизился я к ней.
(Господь решает, как нам быть, ему видней!)
Мне стало жарко вдруг, все члены тела скисли,
А сердце билось в грудь, отняв весь смысл у мысли.
С трудом я вымолвил, промямлив: «Мир… Привет…»
Но не расслышал, что сказали мне в ответ.
Она же, стройная, покачиваясь, встала
И, удивлённая, негромко пророптала:
«О человек, где взял ты смелость к нам войти?
Чужому к девушкам заказаны пути!
Оставь мой сад (ах, эти глупые мужчины!),
Ты можешь девушку ославить без причины».
«О госпожа, – ответил твёрдо я, как мог, —
Из дальних стран я шёл, устал я от дорог,
Вдруг сад увидел, полный зелени дыханья,
Вознёю птиц, плодов, цветов благоуханья.
И я подумал, отдохнуть бы здесь часок!»
«Ну что ж, – та девушка в ответ, – часок не срок».
А голос пел-звучал, и стал я словно пьяный.
Очей краса, и нежность уст, и стройность стана
Меня смутили. От таких нежданных дел
Вдруг сердце сгинуло, а разум улетел.
Не находил я связи мыслей со словами,
И, чтоб прийти в себя, я занял ум стихами.
Блестит луна красою украшений
Среди холмов, цветов и дуновений,
Сиянье льёт сквозь тень густых ветвей,
Напевы льёт-поёт ей соловей.
И страсть в душе скрывается, томится,
Хмельно-смущённая красой луны-девицы.
Хозяйка сада всё смотрела мимо, вдаль —
Стихи ей, кажется, усилили печаль.
Она сказала, будто я читал неплохо,
И взгляд её во мне оставил сотни вздохов.
Её ж дальнейшей речью не был я польщён:
«Надежду брось на близость с той, в кого влюблён!
Желанья страсти пресеки, то миг забвенный!
Не думай так, что будешь в мыслях неизменный.
Я настрадалась от любовных дел лихих,
Влюблённым всем беду несёт взор глаз моих!»
Не поняв всё, решил я действовать упорно,
Держаться твёрдо, терпеливо и покорно.