– А что за публика здесь обычно?

– Публика разная. Походите, посмотрите, раз у вас репортаж. Да вам, наверное, и с директором неплохо встретиться?

– Я похожу, да, – сказал Стратиотис, медленно поднимаясь. – Кстати, где здесь у вас… – он что-то пролепетал одними губами, но Григорий понял и молча махнул рукой в конец зала.

Панайотис кивнул и попросил:

– А вы, кстати, может быть, принесете нам еще что-нибудь… поизысканнее? Я действительно проголодался.

– О, я вам рекомендую жареных кальмаров! – воскликнул Григорий. – Фирменное блюдо сегодняшнего шеф-повара. Только придется подождать, конечно, это не на конвейере.

Кальмары появились в виде толстых золотистых колец, приправленных сметаной. К ним Фома потребовал по бокалу белого вина. Он пытался поговорить с Григорием о том, о сем, но молодой человек сказал, что через полчаса кончится его смена и тогда – пожалуйста.

– А то у нас здесь строго, долго стоять не разрешают. И так-то платят не ахти, а заметят, что бездельничаю, – влетит…

В ожидании Григория друзья смаковали кальмаров и попивали холодное вино.

– Должен признаться, я был неправ, здесь действительно хорошо, – сказал вдруг Панайотис. – И кормят вкусно. Люблю, когда не нужно придумывать положительных явлений.

– Ну, вот видишь! Если б тебя хорошо кормили во всех местах, куда посылают на задания, то, глядишь, в твоих репортажах было бы поменьше перца.

– Ну да, больше перца на столе – меньше на бумаге, – согласился Стратиотис; он явно впадал в мечтательность. – Как же странно мы устроены! Ничего не можем оценить с первого взгляда, вечно все сначала кажется пошлым, грязным, недостойным… Только потом, если вникнешь поглубже… Вот я сейчас прошелся по залам, вижу – вроде сидят нормальные люди, о чем-то беседуют, спорят. Пусть громче чем нужно, но, наверное, так полагается? Признаться, я воображал себе, что здесь какой-то притон разбойников и бродяг. Общедоступный ресторан в таком историческом месте… Короче говоря, вникнуть стоило! Но обычно некогда вникать, приходится сразу выдавать впечатления. Наверное, поэтому меня все сторонятся, да?

– Ну что ты, кто тебя сторонится? – стал утешать его Фома и вдруг почувствовал, что не вполне искренен.

По счастью, в этот момент подошел Григорий, уже освободившийся от ало-голубой униформы. Он плюхнулся на стул и устало улыбнулся.

– Как поживает ваша сестра? – полюбопытствовал Стратиотис.

– Лизи? Она же собиралась у вас в редакции сегодня что-то программировать. Разве вы не встретились?

– Ах, да, конечно, но она со мной не очень-то… – грустно заметил Панайотис.

– Она устает. Все-таки две работы.

– Ну вот, так я и знал. Устает… А ведь я ей предлагал похлопотать, устроить к нам начальником программистов, на полную ставку. А она мне даже почти и не ответила ничего. – Тут спецкор уныло понурился.

Григорий внимательно поглядел на него.

– Не обижайтесь, ей правда очень важны эти работы для «Гелиоса».

– Неужели Лизи рвется в космос? – сострил Фома.

– В детстве мечтала. – Григорий кивнул. – Но теперь просто хотела бы с ними работать. А у нее и получится, думаю. Она талантливая!

– Еще какая! – Панайотис на миг оживился, но тут же опять сник: – Только что же, если она устроится к астронавтам, то от нас, наверное, совсем уйдет?

– Не знаю. Может быть. Но до этого еще далеко, – осторожно ответил Григорий.

– Уйдет, конечно, – успокоил всех Амиридис. – Там перспективы, творчество, а у нас одни ньюсмейкеры да имиджбрейкеры…

– А как вам нынешний Ипподром? – сменил тему Григорий.

– Зрелища – не мой профиль. – Панайотис слегка скривился.

– Очень интересно! – отозвался Фома. – Много новых имен, а старые знакомцы вылетают, как пробки! Я, кстати, заметил на одной колеснице приспособления, известные по сирийским раскопкам. Представьте себе, в том месте, куда приходит главное дышло… Э, Грига, а ты сам-то, наверное, не ходил?