Фиркин обвел толпу желчным взглядом. В ней зародился ропот. Воинственный.

– Цапы! – повторил старик. – Цапы. Цапы. Хваты! И цапы. И хваты. И цап! И хвать! И цап, цап, цап!

Он гвоздил толпу словом, широко раскидывая руки, затем – с громким хлопком ударяя ладонь о ладонь в такт и подкрепление слову. Оно зацепилось, разлетелось по толпе, как чесотка, и вернулось.

– Цап! Цап! Цап! – скандировала толпа.

Балур сдался. Он полностью потерял представление о происходящем. Фиркин танцевал вокруг ящера словно полоумный монах, выписывал пируэты, крутился, размахивая бороденкой. А когда толпа готова была разразиться ревом, Фиркин резко опустил руки, хлопнул – словно дирижер, приказывающий оркестру молчать. Толпа затихла.

– У нас нет цапов, – печально сообщил Фиркин. – Не как у большой старой ящерицы. У нас махонькие. Такие с птичками улетают. И уплывают, наверное. Нельзя укусить дракона цапами, которые улетают. Это ж как десны голые, таки да.

Толпа одобрительно загудела. Балур подумал, что если он отойдет в сторонку и присядет, никто и не заметит.

– Ну а что, если у нас есть свой цап? – выговорил Фиркин театральным заговорщицким шепотом. – Притом самый большой и острый? Цап, чтобы цапать драконов? Глубоко кусать, далеко? Такой цап, чтобы большая летучая ящерица наделала под себя? Достаточный, чтобы она вернула вам эти ваши яйца? А?

Кажется, толпа была в таком же замешательстве, как и Балур.

– А что, если предсказано: большой цап прибудет сегодня? А что, если он здесь и сейчас? Прямо среди нас? А что, если страшное великое пророчество, и цап будет цапать среди нас? И ему потребуемся мы? Потребуются наши яйца! Наши яйца будут цапать с ним! Чтобы зацапать цапунов! А что, если пророчество живет и дышит среди нас?

Балур нахмурился. Хм, герой. Фиркин обещает им героя. Или пророка.

И откуда, мать вашу, они его сейчас возьмут?

Да, слишком многое позволил ящер Балур Фиркину. Слишком долго тянул. Растянул до дыры, и в нее сейчас провалятся все.

Старикашка слегка удалился от аналеза, и тот пошел к Фиркину сквозь толпу. Фиркин заметил и оттанцевал дальше.

– Сегодня – день, когда наши яйца говорят: дальше нельзя! Сегодня наш пророк освободит их! Сегодня мы станем рядом с ним, наши штаны оттопырятся бодро и смело! И мы загоним дракона Мантракса туда, где ему самое место, – в землю!

Балур почти достиг цели.

– А ну-ка погоди, – начал он, но его прервал могучий крик ликования, захлестнувший деревенскую площадь.

Не просто крик, а пронзительный кровожадный вой зверя, сорвавшегося с цепи. Мужчины, женщины и дети запрокинули головы и завыли, изливая рожденную огненным корнем ярость.

– Пещера Мантракса! – завизжал Фиркин, и его гнусавый тонкий писк удивительным образом перекрыл вой. – Он ждет нас у входа в пещеру! Он ждет с нашими яйцами!

На мгновение толпа замерла, выпучив глаза, раскрыв жадные рты. Затем до одурманенных мозгов дошло.

Все рванулись как одно целое – рявкающая ревущая масса раскрепощенного человечества. Кинулись наверх, к пещере, к Мантраксу. Балур понял: свершилось. Крайняя точка достигнута и пройдена. Лавина покатилась. Но вот куда – ящер пока не представлял.

Фиркин нагнулся и поднял жука, только что выбравшегося из лужи, уронил его в рот, с хрустом разжевал и причмокнул, наблюдая движущуюся толпу.

– Подстрекательство к побоям всегда родит во мне мощный голод, – ухмыляясь, сообщил Фиркин.

Глаза старика горели лютым огнем.

– Пошли, подстрекнем еще немного.

Примостившись высоко над долиной Кондорра, защищенный мощными скальными стенами, сидя на куче золота столь огромной, что в ней однажды взаправду утонул вор, дракон Мантракс терзался неизбывным желанием испражниться на все вокруг.