Он поднял голову к свинцовому низкому небу.

– Вот из-за таких вот событий я суть тревожусь, что ты становишься лучшим человеком.

На том Балур умолк и оставил Летти в одиночестве – обдумывать намеки во время долгого подъема по горным склонам к пещере Мантракса.

Прежде всего Балур убедился, что Биллу вправлены мозги, а посему фермер прекратит ныть и послушно потащит нафаршированную отравой коровью задницу на корм Мантраксу. Затем ящер удостоверился в том, что Чуда заворожена перспективой близкого знакомства с драконом, а потому присмотрит за фермером и призовет к порядку, если что. После исполнения этих двух важнейших миссий ящер ухватил Фиркина за шкирку и направился к цивилизации – точнее, к тому, что считалось цивилизацией на захолустном севере Кондорры.

Балур не видел деревню, но слышал о ней многое. После утреннего визита к пекарю Летти описала ее как «гнойный прыщ человечества, ожидающий, пока его выдавят пальцы тирании».

Фиркин, казалось, был счастлив тем, что его гонят и понукают, и непрерывно бормотал себе под нос. Балур собрался с духом, приготовился к дозе лютого словесного поноса и прислушался. Понос хлынул, будто паводок из открытого шлюза.

– …озабочены монетой. В этом их проблема. Блестящие штуки. Об этом они думают. Я могу сделать штуки блестящими. Чтоб сверкали как надо. Немного рыбьего жира. И я засверкаю под солнцем ого как! Тогда все меня захотят. И Мантракс захочет тоже. Возьмет домой и назовет красавчиком. И скормит мне все коровьи потроха. Я засверкаю, как пуговица. И все подерутся за меня. А потом я прикажу танцевать в мою честь. И все пойдут кругом. А потом все захотят наложить на меня руки, но не смогут. Рыбий жир, он скользкий. Скользкий и блестящий. Вдвое лучше золота, вот какой он, рыбий жир.

Балур захлопнул шлюз с такой силой, что у Фиркина загудело в голове.

Значит, подстрекнуть деревенских к бунту. Фиркином.

Это все равно что получить размякшую макаронину и приказ захлестать ею кого-нибудь до смерти. Проще уж бросить ее к Рыгу и положиться на свои кулаки – как обычно.

Как ни странно, деревня превзошла ожидания Балура. В ней оказалось четыре десятка домов, выстроившихся вдоль главной дороги, и таверна с побитой вывеской, лаконично гласившей: «Свинья на вертеле». Еще обнаружились несколько торговых лавок и лавка гробовщика с выставленными наружу образчиками продукции. Похоже, у него дела шли лучше всех. Имелся и храм, поддерживаемый в довольно приличном состоянии, несмотря на то что шансы на явление бога в Кондорре несколько уступали шансам отыскать девственницу в борделе.

Все построено из солидных бревен, крыши – смесь соломы и шифера, несколько домов побелено, а таверна выглядит так, словно лет десять назад ее выкрасили настоящей дорогой краской.

Но, несмотря на солидность построек, деревня оставляла впечатление жалкой перепуганной нищеты. Ни одно строение по-настоящему не покосилось, но все выглядело так, словно вот-вот осядет, покосится и уйдет в землю. Ни дорога, ни дома не были толком досмотрены. Растущие вдоль дороги ивы казались не живописными, а дикими и вредными, словно кожная зараза, слишком долго оставленная без лечения.

Балур посмотрел на все еще бормочущего Фиркина.

– Ну же, как это в сути называет себя?

Фиркин посмотрел на ящера. В глазах пьянчуги тлели угли странного вдохновения. То ли безумие отступало, то ли накатывало с новой силой – Балур определить не мог.

– Деревня, – ответил Фиркин, кивая.

– И? – осведомился Балур, подумавший, что сообщенное совершенно очевидно.

В самом деле, он же не спрашивал, как называется рощица слева от дороги.