Ирис шел впереди, словно так и надо, без плеска раздвигая еле теплую, легкую, почти неощутимую воду. Шел словно не по воде, а по воздуху. Он шел впереди, а я вдруг поняла, что не могу его догнать и он точно так же как Стеклянный остров – недостижим, неуловим и нереален.

Я стала отставать. Волной взлетела горечь – как же так? Зачем я иду за ним? Это ведь просто морок, болотный блуждающий огонек, он ничего не освещает, никого не согревает, но манит неодолимо.

Зачем я иду за ним?

Ирис обернулся, протянул руку:

– Не отставай.

Я еле перевела дыхание. Понадеялась, что он не видит отчаянных слез.

– Долго… еще?

Он поглядел на небо.

– Нет. Недолго. Скоро придем.

Над островом в зеленом небе висела луна.

Круглая как монета, только чуть-чуть размытая с левого края.

280 год от объединения Дареных Земель под рукой короля Лавена (сейчас)

– Нет, Хелд. – Короткий смешок. – С меня взятки гладки, ни при чем я. Она мне денежки и передала, а я их на судейский стол высыпал, как велено было. И не называй меня господином, какой я тебе господин.

– Повадки у тебя господские, вот чего.

– Брось. Я, было время, господ потешал, в королевские палаты вхож был, вот и набрался красивых манер. Таким, как я, нельзя иначе, простеца немытого, вежества не знающего, на порог не пустят.

– Тогда наемничал, поди?

– Нет. Не наемничал. Лицедей я, не воин. Менестрель.

– Песенками, што ль, балуешься?

– Да какое баловство, помилуй! Менестреля песенки кормят, как волка – ноги. Да и ноги мне тоже ой как надобны. Где свадьба, где похороны, где праздник какой.

– Ну, ну… А драться против мечника как научился?

– Ну, мил человек, я же не первый год на свете живу.

– Да я вот тоже не первый год. Ненамного тебя старше, поди. А вот против мечника от меня толку чуть, даже если самому меч в руку дадут. Не учен потому что. А чтоб с палкой, да супротив меча…

– Да повезло мне просто, Хелд. Испугался мужик, мы же вдвоем набежали. Не ждал он нас с тобой.

– Спужался – не спужался, а напрыгнул будь здоров! Я уж решил, все, суши весла, порубит он тебя.

– Повезло, говорю.

– Темнишь ты, друг, все одно. Недоговариваешь.

Ясен пень, недоговаривает. И не скажет ничего, зря ты, Хелд, стараешься. Так и будет мокрым камешком из руки выскальзывать. Нобиль он, Хелд, у него это на лбу написано. А что признавать того не хочет – его право. Это нам с тобой не понять, что за корысть благородному простецом прикидываться. А у него – причины. Возвышенные, и нам с тобой, серой кости, недоступные. Обет у него, Хелд.

Отстань ты от него.

– А мечом орудовать кто у нас горазд? – продолжал рассуждать Хелд. – Ну, господ благородных окромя? Наемники с югов. Найлы-северяне, которые охранники там иль тож наемники. Инги разбойные, ежели Найгон да Найфрагир обогнут, да пираты лестанские, это опять с югов. Верно говорю?

– Верно-то верно. А вот парень тот, с которым мы у дверей дрались, – нобиль, по-твоему?

– Да сейчас молодежь какая пошла, ты погляди только! Сынки купеческие моду взяли оружием щеголять. Но ежели такой в драке кого порежет – загребут, как пацана моего загребли, по-крупному, малым залогом не отделается. А ежели нобиля порежет, да еще и до смерти – вздернут, на денежку не посмотрят. Вот так-то. Да ты ж у нас молодежь разве?

– Э… у меня душа молода.

– Во! А что из ентого следовает? А из ентого следовает…

Я завозилась и села на кровати.

– Госпожа наша проснулась.

Послышался скрип отодвигаемого стула, в просвете опущенного полога мелькнул огонек. Полог откинулся, явив руку со светильником и озабоченную Пеплову физиономию.

– Какая я тебе госпожа… – проворчала я мстительно.