Мама тоже предпочитала хвалить всё увиденное. Она следовала этому принципу до конца своей жизни и, покупая во время международных кинофестивалей сразу несколько абонементов, смотрела всё подряд. На мои недоумённые вопросы отвечала: «Надо учиться во всём находить хорошее. Даже в слабой картине можно при желании найти что-то интересное: увидеть, как живут люди, что носят, где отдыхают. Сходишь в кино, и как будто в другой стране побывал». Но это уже о временах не столь отдалённых. А тогда, много лет назад, Москву огласил незабываемый клич Тарзана. Этот фильм был так же прост и ясен, как диалог главных действующих лиц: «Джейн – Тарзан. Тарзан – Джейн». Мне даже удалось путём собственных наблюдений прийти к выводу, что не к чему волноваться и зажмуриваться, когда герои идут по краю пропасти, поскольку летят в неё только рабы и чёрные, что, впрочем, одно и то же.
Не помню, раньше или позже «Тарзана», но был в моём детстве фильм, совершенно меня околдовавший. Шёл он не в «Ударнике», а в клубе «Красные текстильщики», и назывался «Индийская гробница». Загадочная красота героев, их странная пластика, экзотические танцы, роскошные дворцы, белые слоны – всё было настолько необычно, что вопросов не возникало. Тем более что я привыкла задавать их только маме, а на «Индийскую гробницу» ходила с бабушкой и дедушкой. Выйдя после сеанса на улицу, мы медленно шли по заснеженной Москве. Я напевала, а дедушка насвистывал мелодию из фильма, которую помню до сих пор.
Но с одной картиной моего детства у меня установились особые, сложные и очень личные отношения. «Первоклассница» — как много в этом звуке для сердца моего слилось…
Когда я впервые увидела этот фильм (а смотрела я его много-много раз) и вернулась домой возбуждённая и полная впечатлений, мне рассказали историю, которая меня потрясла. Оказывается, Агния Барто, у которой мы с мамой часто бывали, посоветовала создателям фильма пригласить меня на главную роль. Кто-то из съёмочной группы приезжал к нам для переговоров, но бабушка сказала своё категорическое: «Нет. Не дам калечить ребёнка! Не позволю ломать ей жизнь!» Калечить и ломать – эти два слова не выходили у меня из головы. Каждый раз, когда я смотрела «Первоклассницу», я заново переживала свою трагедию: меня покалечили, мою жизнь сломали. Почти полностью позабыв фильм, я и сегодня отлично помню лицо той, которая снялась вместо меня. Звали её Наташа Защипина. Сидя в тёмном кинозале, я постоянно испытывала синдром «царевны-лягушки» и с трудом подавляла в себе желание сообщить всем и каждому: «Это я, я должна была играть в этом фильме. Это моя роль!» Однажды, придя в гости к своему другу Юрке, я поделилась с ним своими переживаниями. «Наташа Защипина? – переспросил он небрежно. – Я её отлично знаю. Она живёт в моём дворе. Я даже вчера её видел, и она рассказала мне свою историю». «Какую историю?» – спросила я, не веря своим ушам. «Ну, про то, как она была в плену, как её освободили». Я потеряла дар речи. Это уж слишком. Мало того что она сыграла мою роль, она ещё была в плену, у неё имелось какое-то прошлое. «Врёт», – вдруг догадалась я. «Врёт!» – сказала я громко. Но, взглянув на взбивавшую в это время клюквенный мусс Юркину маму и увидев, что она едва сдерживает смех, я поняла, что врёт Юрка, а вовсе не Наташа Защипина.
Нет, мне не суждено было стать актрисой. Я осталась зрителем, но зрителем чутким, преданным, благодарным, неравнодушным. А это тоже совсем неплохая роль.