Странное ощущение. Тогда я еще подумал, какого черта об этом столько говорят и все этого хотят? Ничего особенного и проблема как дальше общаться с девушкой, только что сделавшей тебя мужчиной, а ты ее женщиной. Нужно было говорить какие-то слова. На ум пришло гениальное: «Тебе было хорошо?» Она бедняжка пыталась что-то сказать, но, видимо, обманывать не хотела, а честный ответ был не кстати. Что-то сказала про «хорошо, но немного больно». Потерпев тотальное взаимное фиаско, мы робко отвернулись друг от друга и всю ночь пытались уснуть. Через пару часов она выскользнула из палатки и на фестивале мы больше не встречались.

Прошло лето, с началом учебного года я рьяно взялся за правое дело организации в нашей школе нелегального дискоклуба. На одной из первых дискотек мы с ней снова увиделись. Пара дежурных улыбок, «сколько лет, сколько зим»… Глядя в пол, она тихо спросила:

– Почему ты не спрашиваешь, как у меня дела… После Этого?– меня окатило холодным душем, как-то сразу дошло, что она имеет в виду. – Мне кажется, тебя должно это интересовать.

С улыбкой идиота, которая должна была выражать радость встречи, но на самом деле означала окаменевшие мышцы лица и шок от возможной новости, я, глотая воздух, с глухим хрипом выдавил из себя:

– Как твои дела?

Ответом мне был ее дикий смех:

– Да все в порядке, я не залетела, просто хотела посмотреть на твою реакцию!

Вот скажите, где их этому учат?

– Ты не хочешь продолжить наши отношения? – весело и с чертиками в глазах спросила она.

После этого я долго-долго не хотел никаких отношений с обязательствами и без нежевательной резинки. Тем более подошёл момент становиться астрофизиком.

Идея личного обогащения никогда особенно меня не привлекала. И не оттого, что денег было много или я был ленив. Просто не привлекала и все. Я не думал об этом. Мне было интересно реализовывать свои безнадежные планы из любви к завистливым взглядам друзей и знакомых. Дитя энтропии. Состояние упорядоченности угнетало. Нестабильность и шаткость положения были моей стихией. Спокойствие деморализовало и повергало в уныние.

Но кушать надо всем. Институтская стипендия в тридцать девять рублей обеспечивала неделю сытого существования, дальше крутись как хочешь. Приходилось работать ночным грузчиком на складах или помогать обмывать и одевать трупы в морге. Прибыльное дело, между прочим. В то время как раз в моду вошли интеллигентные встречи джентльменов с наколками и без, которые часто заканчивались появлением некоторых из этих джентльменов в свежих могилах на кладбищах города. Перед тем как навсегда попасть в могилу, покойный джентльмен ненадолго поступал в морг, где его следовало прилично одеть и напудрить носик, дабы тот предстал перед Создателем в лучшем виде, «по-пацански». Друзья свежеукокошенных обычно денег не жалели и платили за старания изрядно.

С учетом ночных смен в морге и на складах выходило рублей 350–400 в месяц. Этого хватало на кабаки пару раз в неделю, джинсы Леви Страус, ботинки хакинги, черные кроссовки Рибок и кожаные куртки. Не стыдно было и девушек выгуливать. Но я не фарцевал. Принципиально. Работников торговли в нашей семье уважительно называли «торгашами». Мама бы этого не пережила.

Периодически появлялись мысли об автомобиле. ВАЗ 2108, «восьмерка», желательно в «прибалтийском» тюнинге. И Вселенная сжалилась над моими мольбами в форме ушастого Запорожца желтого колеру, отданного мне в счет уплаты двухсот пятидесятирублевого долга одним знакомым. Лучше бы совсем не отдавал. Эта хреновина стояла во дворе около дома уже месяца два и портила мой имидж. Машина могла двигаться, но использовать ее по назначению сродни самоубийству. Репутация не подлежала реанимации.