– Конечно, – соглашается охотно, а я ставлю фигурку на место.

– Посмотри, может что-то вернули, а что-то, наоборот, взяли на время?

– Ты думаешь? – возмущенно округляет глаза, а потом трет лицо руками и направляется к столу, включая ноутбук. – Нужна помощь. Я не помню все, что есть в этом доме, но месяц назад приходил оценщик и все сфотографировал. Будем двигаться из комнаты в комнату и сравнивать оригинал с изображениями.

– И ко дню моей смерти закончим, – киваю, улыбнувшись, а он прыскает, а потом достает телефон, который начал трезвонить в его кармане.

– Как на счет прогулки после завтрака?

– Спрашиваешь! – возмущаюсь, погладив впалый живот, а он широко улыбается и ведёт меня на выход из кабинета, приобняв за плечо.

От его прикосновения снова бросает в жар, но как-то неправильно: хочется повести плечом, стряхивая его руку. Но, быстро прикинув расклад, от порыва сдерживаюсь: портить едва зародившуюся дружбу не следует, учитывая, что он в деле гораздо глубже, чем думает сам или пытается убедить меня.

– Из твоего ресторана? – спрашиваю за завтраком, с аппетитом уплетая омлет с овощами и сыром, а он согласно кивает:

– Бывала там?

– Господи, нет, конечно, – отвечаю возмущенно, – не помню, говорила ли тебе, но я люблю обе свои почки, – он хрюкает и давится едой, а я сочувственно похлопываю его по спине и говорю уже серьезно: – Но с улицы выглядит просто потрясающе.

– Спасибо, – хрипит, начав дышать. Вытирает выступившие слезы и качает головой: – Рыжая, ты убьешь меня раньше, чем кто-то убьет тебя.

– Я заберу с собой всех, кто когда-либо меня касался, – заявляю, глядя ему в глаза не моргая. Денис чуть сощуривается и вытирает руку, которой меня обнимал, о штанину. Не выдерживаю его паясничество и громко фыркаю, опуская глаза. – Есть идеи, кто мог придумать эту игру? – съезжаю на более безопасную для моего душевного равновесия тему.

– Только одна – кому-то я как заноза в заднице.

– При чем тут ты? Из-за клуба? – поражаюсь такому повороту мысли. – Просто публичное место, где полно народу всех стадий опьянения, а значит, больше шансов, что кто-то сыграет.

– Я бы тоже так думал, если бы не одна маленькая деталь, – кивает хмуро, а я напрягаюсь и навострят ушки. – Первая подсказка была в моем ресторане.

– Что? – приоткрываю рот, а он кривляется:

– Вот и я подумал – что? – раздраженно поджимает губы и отводит взгляд, просидев так с полминуты точно, прежде чем балует меня объяснениями: – Был один посетитель, обычный вроде мужик, я по камерам смотрел. Такой, знаешь, среднего роста, с пивным брюшком, типичный бизнесмен. Пообедал, а вместо чаевых оставил этот мешочек. Официантка, которая его обслуживала, разумеется, тут же сунула туда свой нос: там кроссворд, а на обратной стороне цифра ноль. Ну, это я потом уже связал, что ноль, а не буква «о» или еще что. Ее это не заинтересовало, хотя этот кроссворд разгадывали всем коллективом, а мешочек с бумажкой так и остался лежать в комнате для персонала, – лезет в карман и достает его, протянув мне, а я морщусь, но беру, потому что терять, по сути, уже и нечего.

Достаю бумажку, сложенную в несколько раз, разворачиваю ее и в самом деле обнаруживаю кроссворд, уже разгаданный. Из слова «преследование» расходятся и переплетаются ещё несколько: подсказки, играй, смерть, золото, шарады, богатство.

– Выглядит довольно зловеще, – хмурюсь, заталкивая его обратно. – Та официантка была первой убитой?

– Нет, она жива и здорова, – удивляет ответом, – а следующий такой мешочек появился уже в клубе, кто-то просто оставил его на барной стойке, где-то спустя неделю после того, как появился первый.