«Ничего в этом мире не меняется, – подумал он. – Неужели до сих пор ни один мужчина не сказал ей, как она жалка? Впрочем, я ведь тоже лгал ей двенадцать лет. И сейчас солгу».

– Замечательно выглядишь! И шляпка тебе к лицу.

– Спасибо. Несколько недель за ней гонялась… А вот ты сдал, Кац. Как-то… сник, опустился. Прежде ты не позволил бы себе надеть несвежую рубашку, не побриться перед встречей с дамой. А уж нечищеных ботинок я не видела на тебе и в худшие наши времена.

– Не поглаженная – не значит несвежая.

– Завел бы себе гладильщицу. А заодно и повара, уборщицу, психоаналитика в одном лице.

– Жениться? Не-ет, этим я сыт по горло! Ты ведь тоже не спешишь под венец?

– Как будто хоть когда-нибудь спешивший пришел к финишу раньше того, у кого времени невпроворот. Да и… вообще. Ты же знаешь: мужчинам проще. И найти, и обойтись. А если он еще и в карьере преуспел…

– Это не про нас.

– Ну, Кац, не вечно же тебе в арьергарде плестись? С твоей-то головой, опытом, хваткой…

– Вот как ты заговорила? А ведь совсем еще недавно крест на мне ставила. Во всех отношениях. «Слабак, голова дырявая, руки корявые»…

– Ну, между нами, таки чуть-чуть дырявая и слегка корявые. Но это исправимо! Только нужно пустить пыль в глаза необычностью упаковки. Либо строгой классикой.

«То-то, я смотрю, ты так скрупулезно следуешь собственным установкам», – едва не сорвалось с его языка, но он вовремя прикусил язык.

– Сама-то как?

– Будет хорошо. Личной жизни, если ты об этом, никакой. Забыла, как пахнет мужская подмышка на рассвете…

– Потом пахнет. Как и женская. Что твой бизнес? Кормит?

– Черным хлебом с то-оненьким слоем дешевого маргарина раз в день. Профнепригодна, как оказалось.

– На что же живешь?

– Так, подрабатываю по мелочам.

– В какой области?

– Неважно. Сфера обслуживания. Говорю тебе, это всего лишь подработка. Утром зарплату получила – чуть не зарыдала. Квартира, коммунальные мелочи, транспортные расходы, долги в три места – вот и остается пшик. И куча долгов.

Она достала дешевую сигарету и, щелкнув раз десять дешевой зажигалкой, прикурила. – А как ты живешь? Когда позвонил, думала, другое увижу. Представляла себе, что одет с иголочки, галстук повязан опытной и любящей женской ручкой. Манжеты рубашки идеально поглажены. Мне никак не давалось вот это место, вокруг пуговичек, – она дотронулась до его руки, и он вдруг понял, что ее прикосновение перестало его волновать.

– Дети у вас есть?

– Две девочки. Соня и Аня.

– Тоже Соня и Аня? Как у нас?

– Те же Соня и Аня. Других не предвидится. Пока… Я не женат, если тебе это интересно. Был дважды – но оба брака оказались такими же неудачными, как первый.

– Про тебя не скажешь, что ты износил хотя бы один башмак, прежде чем снова жениться. Погуливал, наверное, задолго до нашего расставания, а за праведным гневом по поводу моих измен прятал чувство вины за свои.

– Думай, что хочешь… – Он посмотрел на часы.

– Восемнадцать лет… Из жизни не так просто выкинуть. Я хочу тебе сказать, что ты был и остаешься лучшим мужчиной моей жизни!

– Взаимно. – Он вынул из стаканчика салфетку с резными краями и вытер лоб. – Мы оба охотились на безрыбье…

– Так зачем ты меня позвал, Илюшенька? А то время идет, а мы все еще церемонию обнюхивания не завершили. Чего хотел-то? Денег занять? Так я бы рада, да тумбочка с твоим уходом опустела. Кстати, у Сонечки принтер сломался, а Анечка хочет пойти на курсы дизайнеров. Если захочешь помочь… изыщешь возможность, будем благодарны.

– Про занять я понял: это ты – чтобы укусить в очередной раз? Знаешь ведь, что у женщин я не занимаю.