Она была молода, лет девятнадцать, не больше. Нежная гладкая кожа оказалась белее, чем у Прайса; даже ее лицо и то выглядело не слишком загорелым. Наверно, решил американец, она носила вуаль. Или чадру.

Связанная девушка не могла встать. Но когда Прайс заглянул в шатер, она, хотя и с трудом, села и бросила на него взгляд, полный жгучей ненависти. Окутанное растрепанными каштановыми волосами, ее лицо выглядело нежным, и одновременно в нем чувствовалась скрытая сила. В ее темно-синих глазах не было страха.

Без долгих раздумий, которые вообще были не в его натуре, Прайс осознал, что не может оставить эту девушку де Кастро. И в тот же миг он понял, что азиат наверняка не захочет расставаться с нею.

Не колеблясь, Прайс шагнул в шатер и наклонился над девушкой, собираясь развязать веревки, но она бросилась на него и впилась белыми зубами в руку.

В ту же секунду де Кастро вытащил американца из своего шатра. В его глазах горела злобная ревность.

– Она моя! – прошипел он. – Черт побери, держись от нее подальше!

– Де Кастро, – сказал Прайс, – я хочу, чтобы ты ее отпустил.

– Отпустил?! – вскричал азиат. – Отпустил, когда я за нее свой бинокль отдал?! Еще чего!

– Не надо так волноваться. Я заплачу за твой бинокль. Или, хочешь, возьми мой.

– Я хочу ее, а не какой-то там бинокль!

– Послушай, де Кастро, – твердо начал Прайс – он понял, что уговоры были ошибкой, – здесь начальник я. И я приказываю тебе отпустить девушку.

– Ну да, как же! – взвыл азиат.

– Тогда я сделаю это сам.

Прайс снова двинулся к шатру. Краем глаза он заметил, как рука де Кастро метнулась под рубашку. Блеснул нож.

Прайс знал, что такие, как Жоао, частенько предпочитают решать споры с помощью ножа. И потому был настороже. Увернувшись от выпада, он с силой ударил азиата кулаком в рябое лицо и с удовольствием услышал, как затрещали, ломаясь, зубы.

И тут черногорец с ревом кинулся на помощь своему покровителю. Прыгнув на Прайса, он обхватил его длинными, как у настоящей обезьяны, руками, коленом упорно пытаясь заехать противнику в пах.

Яростно выкручиваясь, американец бил Черную Обезьяну головой в лицо. Но вырваться не мог.

Расправив плечи, Пашич оторвал задыхающегося в стальном объятии Прайса от земли. Черногорец ловко перехватил хватку, и Дюран понял, что сейчас последует бросок через голову, после которого подняться он уже, наверно, не сможет.

Прайс попытался зацепиться ногами, однако это у него не вышло. Чувствуя близость конца, он судорожно рванулся и сумел-таки высвободить левую руку. Короткий сильный удар в солнечное сплетение заставил врага разжать объятия. Вырвавшись, Прайс отскочил в сторону.

Размахивая руками, Пашич, обладавший недюжинной силой, но не больно-то умевший драться, бросился в атаку. Быстрая двойка в корпус остановила его на месте. Еще один удар, на сей раз в челюсть, точно рассчитанный, в который Прайс вложил все сто восемьдесят фунтов своего веса, бросил черногорца на колени и повалил на землю рядом со стонущим азиатом.

Прайс вошел в шатер.

Связанная девушка с ненавистью глядела на Прайса. Она не уворачивалась от его рук и ничем не выказывала страха, а снова попыталась кусаться. Не обращая на это внимания, Прайс начал развязывать тугие узлы.

И тут девушка затихла. Злоба в ее взоре сменилась удивлением.

Вот путы ослабли, и Прайс легонько растер запястья и лодыжки девушки, чтобы восстановить кровообращение. Затем, взяв за плечи, поднял ее на ноги.

Она стояла молча, и в ее синих глазах светился немой вопрос.

– Эй, Али! – крикнул американец, подходя к выходу из шатра. – Дай мне одежду этой женщины.