– Да какие деньги. (Опять смеется). У нас ничего не работает. Война, Марина. Все закрыто и почта и банки. Школы закрыты и садики. Магазины стоят пустые. Пенсию не получаю который месяц.

– Оля ты не голодаешь? – подавленно спрашиваю я, осененная вдруг страшной догадкой.

– Да нет. Пока и деньги есть и хозяйство кормит. Базар работает, толкучка – там хто чем богат, то и продает, втридорога только. А шо будет дальше, даже не знаю. Ну, шо сказать-то ешо. Не сплю, бессонница мучает. Дети звонят. Устроились, слава Богу. Славик работу нашел, шоферит на маршрутке, а вот Наденька работу не найдет. Она парикмахер, а там парикмахеров своих полно.

Ешо водопровод не работает, разбомбило его или взорвали, не знаю, хто шо говорит. Воду по районам развозят и раздают в одни руки норму. А нам, ближе к реке сходить, и в очереди не стоять, и набрать можно сколько унесешь. (Смеется.) Далековато, правда, два километра туда да два обратно. Туда, с горы да пустой легко идти, а вот назад тяжко. Я велосипед Славика с чердака достала и вожу по две канистры десятилитровой. Бак у меня большой есть. Его набираю, на три дня хватает. Без воды никак. И еду сварить, нужна, да помыться, постираться тоже надо. Электричества нет. Я свечами запаслась, надолго хватит. Шо мы все обо мне, как у вас там дела, как вы живете, как внучатки твои – растут?

– У нас то? – Теряюсь я от резко смененной темы. – У нас нормально. Все идет своим чередом: дети работают, внуки растут, куда им от того деться.

– Вот и славно. Хорошо, шо у тебя все хорошо. Давай прощаться, еще, как-нибудь, созвонимся.

– Оля погоди, – говорю я, не желая прерывать разговор, но голова идет кругом, нет никаких соображений, и я растерянно продолжаю. – Я так рада, что поговорила с тобой….

– И я рада. Все, я отключаюсь.

Телефон выпадает из рук, а слезы душат и текут, текут ручьем. Хочется завыть, что я и делаю, размазывая горячую влагу по лицу, благо одна дома, выдыхаю протяжно терзающий страх за сестру и сожаление, что не могу оказать ей помощь.

В голове не укладывается, как можно развязать войну, подвергнуть народ лишениям, да что там говорить – смерти. «Какая такая необходимость могла толкнуть на это? Что это за причина, которую нельзя решить мирным путем? Почему в наше время, в 21 веке, веке нанотехнологий в цивилизованном обществе, где главные критерии, такие как культура, образование, прогресс достигли высокого развития, а люди до сих пор делят территории и убивают друг друга? Что за дикость? Где же гуманизм – Миссия человеческой цивилизации? Или громкие высказывания о нем пустые слова и никакой гуманизации, как таковой, нет и в помине. Неужели люди никогда не будут жить в мире, а так и будут уничтожать жизнь и в итоге разрушат Землю? Где же дипломаты и политики, умеющие так складно говорить? Или все, что творится в Луганске кому-то на руку? Кто же тот, что решился на убийства? Кто заварил всю эту кашу? Кто?» Думала я и истерика моя, было возникшая, медленно угасла и, ей на смену явилось негодование….

А Ольга подняла из подвала канистры, приторочила их к велику и пошла к реке. По дороге, к ней присоединились соседи: Никитишна и муж ее Николай – такие же старики, как и она, даже постарше года на два, три с пятилитровыми баклажками из-под масла в обеих руках.

Конец ознакомительного фрагмента.