Так и в случае с эксцессом двойного удостоверения между субъектным бытием и бытием мира психоанализа (психоанализа в мире): удостоверение возможно только в одном направлении из малого в большой круг внутренней восьмерки. Это связано с тем, что в любой ситуации неизбежного задействования инстанции, которая не меняет своего месторасположения в структуре психического, – речь всегда идет об инстанции означающего Имени-Отца. Какой-то из уровней в итоге должен-таки занять место этого означающего, иначе символическое упорядочивание не состоится. Точно таким же образом дело обстоит и с максимой, гласящей, что «бессознательное структурировано, как язык». Здесь хорошо видно, что психоанализ, по выражению Алена Бадью, является областью знания, которая не испытывает нехватки ни в чем, чего она не производила бы в другом месте.

О переходности между позициями анализанта и аналитика мы заговорили неслучайно. Дело здесь не только в том, что в процессе анализа анализант анализирует себя сам, а аналитик устраняется в качестве субъекта желания, превращаясь в объекта малое а – ту самую точку переходности и формирования переноса, которая расположена на стыке между большим и малым кругами аналитической ситуации, взятой в ее расширении. Да, известно, что на определенном этапе анализа анализант всегда так или иначе идентифицируется с аналитиком. И, несмотря на признание воображаемого характера подобной интроекции Эго аналитика, некоторые направления психоанализа даже настаивают на том, что этот момент является главной «целью» аналитического «лечения». Во многих случаях анализ на этом и завершается. Этот подход подвергался постоянной критике со стороны Жака Лакана, настаивавшего на том, что, хотя это и неизбежный, и необходимый аспект психоаналитического процесса, он не может считаться основным и конечным его результатом. Это всего лишь проходной пункт, преодоление которого открывает доступ к следующим за ним важнейшим этапам аналитического цикла. Самой распространенной формой такой идентификации является возникновение у анализанта желания стать аналитиком самому. Подобное желание, в свою очередь, подвергается аналитической конфронтации и во многих случаях выясняется, что на поверку это намерение было чем-то таким, что к желанию непосредственного отношения не имеет и является скорее воображаемой идеализацией, обещающей субъекту избавление от нехватки. Попросту говоря, субъект, чье «желание бытия аналитиком» пало перед натиском аналитического недоверия, скорее надеялся на то, что аналитическая работа принесет ему всестороннее удовлетворение и сделает его поистине счастливым во всех смыслах этого слова.

Однако вовсе не принятое на определенном этапе анализа решение стать аналитиком является предметом нашего интереса. Все то, о чем мы говорим по преимуществу и первородству относится именно к фигурам анализанта и аналитка по той причине, что наиболее полной и завершенной перспективой конца анализа для любого, кто вступает на его путь, является именно бытие аналитиком. Когда субъект в процессе анализа пересекает свой фантазм и происходит то, что Лакан предлагал рассматривать как преобразование симптома в синтом, его желание, никуда при этом не исчезая, в известной степени оказывается избыто. Субъект, будучи, продолжая оставаться субъектом, то есть по определению желающим, с установлением своего желания в известной степени смиряется. Он добровольно расстается с тем желающим элементом, который отвечал за образуемую на втором круге желания, в виде дублирующей его надстройки, бессмысленную защиту