«Специальные корреспонденты» – журналисты, путешествовавшие с армией и готовившие репортажи о сражениях с точки зрения очевидцев, – писали свои ежедневные материалы максимально захватывающе, так что они вызывали у публики не меньшее привыкание, чем увлекательный сериал. Это были журналисты новой породы: они работали под своим именем и не беспристрастно, а с адреналином очевидца, – и Черчилль стал одним из первых мастеров этого жанра.

Популярная культура тех времен была буквально пропитана Суданом. В газете Daily Graphic печатали ставшую знаменитой рекламу: «Суданская кампания 1898 года – это кладезь Pimm’s number 1 для фронта!» В рекламе действительно имелся в виду известный летний напиток на основе джина, который сегодня ассоциируется в первую очередь с Уимблдонским турниром и английским летом, но в 1898 году к нему примешивался флер колониального триумфа. «Pimm’s number 1 прибывает на фронт, – гласила реклама. – Заметьте, что сказал доблестный майор (см. London Morning Paper от 2 августа): “Майор поклялся, что сохранит его, чтобы выпить в память о Гордоне при захвате Хартума”».

Тут стоит отметить, что генерал Китченер был против не одного только Черчилля. Он не хотел видеть рядом со своей кампанией никаких популярных журналистов и делал все от него зависящее, чтобы лишить их этой возможности. (В своем романе «Свет погас» Редьярд Киплинг пишет о спецкорах следующее: «Когда начинается война, вас посылают обслуживать слепую, жестокую, звериную жажду крови британского общества».)

Хотя Черчилля к этому времени и считали одним из главных «джинго» (так называли английских воинствующих шовинистов), его репортаж о битве при Омдурмане 2 сентября 1898 года – и ее ужасающих, кровавых последствиях – был гораздо более морально обоснованным, чем репортажи многих его современников.

Его первые материалы из Северной Африки походили на поэтические послания с берегов Нила с рассуждениями и воспоминаниями о древних исторических сражениях на этих живописных землях. Однако по мере того, как становилось все более очевидно, насколько серьезными будут боевые действия против «дервишей» в Омдурмане, тональность статей Черчилля менялась. Это все еще был авантюрный, приключенческий рассказ в духе журнала Boys of England, но автор явно осознавал, насколько неравны силы сторон – задействованной британской военной машины и легковооруженных махдистов.

«Я находился всего в трехстах метрах, – писал он, – и, будучи в отличных очках, почти видел лица дервишей, попавших под страшный огонь. Около двадцати снарядов поразили их на первой же минуте. Некоторые разрывались высоко в воздухе, другие попадали им прямо в лица. А третьи врезались в песок и, взрываясь, окутывали все облаками красной пыли, осколков и пуль в рядах дервишей».

У Черчилля-солдата был шанс на то, что он считал более благородным сражением, на бой по старинке: он воевал верхом на коне, со своей ротой 21-го Уланского полка, вступившей в более равную конфронтацию с мятежным противником. Это была кавалерийская атака, которая могла бы состояться и век назад. Все мучительно и кроваво, но, возможно, Черчиллю это казалось более честным.

«Дервиши бились мужественно, – писал он в своем репортаже для Morning Post. – Они пытались подрезать нашим лошадям подколенные сухожилия. Они стреляли из винтовок, вжимая дула в тела противников… Они кололи нас кинжалами и рубили топорами с диким упорством… Всадники, зацепившись за седла, свисали, беспомощно покачиваясь, и кровь струилась, наверное, из дюжин ран… вся эта сцена мерцала, словно картинка в синематографе; а еще я не помню ни звука. Казалось, все происходит в абсолютной тишине».