Итак, скандал может быть в различной профессиональной среде, но чаще всего – в художественной.
Не может это явление миновать и ученых. Татьяна Владимировна Артемьева подробно описывает скандалы в петербургской академии XVIII века[319]. Особенно ярко проявил себя по части скандалов в Академии М. Ломоносов. Татьяна Артемьева во многом приписывает это тому, что «характер его был чрезвычайно тяжел»[320]. Но она же пишет, «что Ломоносов болел за дело своей жизни»[321]. Обида, несправедливость во многом провоцировали не только его, но и другие многочисленные скандалы, возникавшие из-за того, что: «Конфликт между реалиями бюрократической статусности, попытка оградить внутреннюю свободу творчества замедляла формирование академического этоса и искажала его нормы»[322]. Артемьева пишет довольно мягко и интеллигентно об этом, хотя и сегодня скандалы в научной среде не всегда соответствуют высоким моральным нормам и довольно часто за ними стоят отнюдь не академические причины.
Разный подход к предмету анализа порождает восприятие того или иного проявления в общественной жизни как скандал. Так, часто возникают скандальные отношения между историками и теоретиками искусства и художниками, которые считают их не умеющими создать художественное произведение, а потому часто совсем не понимают закономерностей творчества. В том иногда есть доля правды, но часто это несправедливо.
Об особенностях подхода, порождающего скандалы на примере критики и академической науки XIX века пишет Галина Зыкова[323].
Для отечественной аудитории, русского общества характерно постоянное стремление к восприятию скандала. О постоянном запросе на скандал писал еще Н.С. Лесков в очерке «Русские общественные заметки» (1869). Елена Пенская убедительно показывает, как по-разному относились к фигуре поэта у нас и в Англии[324]. Но особенно ярко характерны скандалы для постсоветского периода. В интересной статье Сергея Чупринина показано, как жертвами скандала становятся наиболее знаменитые деятели с утвердившимися репутациями – такие, как Юрий Бондарев, Тимур Пулатов, Анатолий Приставкин. Владимир Богомолов, Александр Солженицын, Виктор Астафьев и др.[325]. «Одно из наиболее страшных обвинений – подозрения в антисемитизме и вообще в ксенофобии, а нет, наверное, надобности напоминать, что эти подозрения по своей тяжести и по своим репутационным последствиям сопоставим только с характерными для советской эпохи обвинениями в сотрудничестве с органами госбезопасности»[326].
Сегодня Интернет дает обильную пищу для скандалов и широко их анонсирует в сетевых скандалах, в войне блоггеров, нередко массовый успех создается именно телевидением, куда сегодня прорваться достаточно сложно без денег или связей. Но можно попасть и путем скандала. В наше время скандал «становится «брендом», товаром, необходимой экономической стратегией продвижения продукта на рынок»[327].
Скандал всегда – знак каких-то важных для людей коллизий. «Внешняя спонтанность скандала никак не соотносится с его сутью. Скандал структурен, и всегда семиотически организован, и представляет собой некий осколок одной системы, который врезается в другую Главная его цель – разрушение или хотя бы нарушение принятых в обществе норм или функционирующих ритуалов, что позволяет определить скандал как антиритуал»[328].
Проистекает это от того, что в жизни каждый человек ищет подтверждения своей значимости и положительной оценки в глазах других. Он постоянно хочет убедить себя в своей привлекательности для окружающих, будь то родные и близкие, или совсем незнакомые люди. Причем, по-разному это проявляется в отношении родственников – и по отношению к тем, кто его окружает. Т. е., стремление отразиться в окружающих может быть по отношению к вертикали – к родителям или детям. Или по горизонтали – к современникам. Не случайно скандал описывается с помощью зеркал. Например, М. Виролайнен пишет о том, скандал в «Борисе Годунове» – «множественная система зеркал, в которых отражаются все поступки центральных действующих лиц»