Вспомнилось ей пережитое недавно в магистрате унижение, и торжество этого ничтожного Пендракия, который сумел таки взять над нею верх. Он уже больше года о таком триумфе мечтал, с тех самых пор, как Нани забрала из местного училища дочь, заявив, что сама будет учить ее. Над девочкой там стали сильно издеваться с подачи этого наставника, не все, но многие и учителя и ученики, словно чувствуя, что она не такая, как они, совсем другая. А может быть и правда чувствовали.
– Хорошо, я согласна, пошли лечить твою Марину. Только имей в виду, что я могу и не разобраться, что у нее там болит и почему. Она ведь совсем говорить не может? – Илька при этом вопросе замялась.
– Так, как мы, она не говорит, но она пристально смотрит в глаза и в голове словно шепот какой-то возникает.
– Телепатка, значит. Ничего себе приятельница твоя!
– Это так плохо, телепатка? – забеспокоилась девочка.
– Само по себе это не хорошо и не плохо, но очень необычно, лично я с таким явлением не сталкивалась, только в книжке про такие штуки читала, но такие люди, судя по всему, изредка встречаются.
– Люди? – задумалась Илька, эта новость навела ее на определенные мысли, – раз другие могут, то и я смогу, надо попробовать, – решительно заявил невозможный ребенок.
Нани молча покосилась на нее. Потом все же решила предостеречь.
– Не вздумай на ком-нибудь из поселка отрабатывать телепатию, а то так и до костра можно допрыгаться.
– Как это, до костра? – Сразу разгорелись глаза у девочки от необычной новости.
– Обыкновенно. Привяжут тебя, да и меня заодно к столбам на площади, обложат хворостом, сверху маслица плеснут и подожгут.
– И что, правда сожгут?
– А ты думаешь, что пошутят только? Раньше, лет сто назад, многих женщин сжигали, мужчин иногда тоже, но женщин особенно много. Может быть потому, что у них чаще необычные способности проявляются. Потом поутихли малость, а в последнее время о кострах совсем не слышно стало, но могут и воскресить обычай.
– Ничего себе, обычай! – поежилась Илька, – но только ты, мам, зря меня за маленькую и глупую считаешь, – решила на всякий случай обидеться.
– Куда взрослее тебя и совсем вроде бы не глупые на кострах свою жизнь кончали, – посмотрев на дочь и убедившись, что та слушает очень внимательно, продолжила, – вот представь себе, задумаешь поделиться этим секретом с какой-нибудь закадычной подружкой или дружком, а он тоже с кем-нибудь поделится, вот все и вылезет наружу.
– У меня только один друг Солик, и он меня никогда не выдаст, у него знаешь, какой характер? Крепче камня.
– Специально, может и не выдаст, а нечаянно, сколько угодно. Захочет перед кем-нибудь похвастать тобой или еще как-нибудь проговорится, такое очень часто случается. Тайна потому тайной и является, что ни с кем нельзя о ней говорить. – Илька думала долго, очень долго, но в конце концов признала правоту матери.
– А что, похвастать он любит, запросто выдаст, не буду я ему ничего говорить. Раньше хотела ему о Марине рассказать, все как-то не случалось, а теперь ничего не скажу. Знаешь, я вот сейчас представила себе, что я ему рассказала бы, а он трепанул еще кому-нибудь, и Марину могли убить, а виновата была бы я, брр, жуть какая! – она передернула плечами, – а потом неожиданно добавила, – и вообще я дружить с ним больше не буду, не нужен он мне, одной лучше.
Нани хотела возразить, что не стоит загодя отказываться от единственного нормального приятеля, но потом решила ничего не говорить. Пусть девочка осознает ответственность не только за свои поступки, но и за слова тоже, такая ответственность дорогого стоит, а иной раз может и жизнь спасти. Так за разговором они и дошли до места, хотя надо сказать, что идти совсем было не близко. А как показалась избушка лесной отшельницы, так и начались неожиданности.