Было видно, как та, на чьей груди висел амулет, что-то швырнула своему собеседнику, но тут картинка затуманилась и сменилась. Теперь было понятно, что Эниай крадучись идет к покоям своего вождя, а вернее, к небольшой комнатке рядом, где стояли лакомства, которые любила жена вождя Мирэй. В поле зрения амулета появились руки, и все увидели, как они что-то высыпали из пузырька на засахаренные фрукты, затем Эниай быстро покинула дом вождя. Хлауд непроизвольно сжал кулак, краем глаза отметив, как подался вперед Вариар, явно готовый выхватить меч у Эльди и нанести один роковой удар.
– Обвинение в убийстве жены вождя клана Сал – доказано, – опасно спокойным голосом объявил Хлауд, не обращая внимания на шипение Эниай. – Обвинение в кознях против наследника вождя ждет своего подтверждения.
Лоэналь шевельнул пальцами, и в световом поле снова появилась картинка: перед владелицей амулета сидел маленький мальчик лет трех и самозабвенно бил руками по шкуре волка, брошенной на кровать. Сразу стало понятно, что это и есть Ээн.
– Погоди, милый, я придумаю, как избавиться от этого несносного недоноска Вариара. Ты еще будешь вождем, мой дорогой. И молодым вождем. Я об этом позабочусь. Верь мне, – затем женщина взяла ребенка на руки, и радостно рассмеялась, несмотря на то, что тот ударил ее ногой в лицо.
Картинка затуманилась и сменилась другой. Теперь перед Эниай с понурой головой стоял Вариар, а она с упоением лупцевала его ладонью, отвешивая одну оплеуху за другой. Мальчик молча стоял и терпел, только время от времени бросая на нее полные ярости взгляды исподлобья.
– Как ты смеешь! Как ты смеешь, сучье отродье? – иступлено повторяла Эниай с каждым ударом, и голос ее походил на шипенье.
В этот момент дверь комнаты открылась и в помещение вошел мужчина, напоминавший чем-то нынешнего Вариара, такой же сильный и ловкий.
– Эниай, что ты делаешь? – в его мягком баритоне, проникавшем в душу, сквозила угроза.
– Он меня оскорбил, мой господин, – тут же изобразив несчастную, забитую женщину, каковой ее все считали, заявила Эниай.
Ее голос тут же превратился в жалкое блеяние, амулет оказался чуть ниже, чем в начале видения: женщина явно сгорбилась, словно провинившаяся собака перед строгим хозяином.
– Как он тебя оскорбил?
– Он… он… – всем слушавшим этот разговор было понятно, что Эниай искала оправдания своим издевательствам над пасынком. – Он назвал меня шлюхой и сказал, что лучше бы я сдохла под забором, чем заняла твою постель, муж мой.
– Это правда?
Вариар молчал. Он лишь сопел, стараясь сдержать слезы, что было нелегко для десятилетнего мальчишки.
– Раз ты молчишь, значит признаешь свой проступок. Отправляйся к конюхам, и будешь ухаживать за лошадьми до тех пор, пока я не увижу кровавые мозоли на твоих руках, – грозно повелел вождь.
– Да, отец, – отозвался мальчик и вышел из комнаты.
Эниай опустилась на колени.
– Спасибо, муж мой.
Мужчина ничего не ответил, со вздохом сел на кровать, и принялся смотреть вслед сыну.
– Доказано, – сказал Хлауд, глядя на Эниай.
Та уже поняла, что ничего не может возразить тому, что показывал ее верный амулет. Она с дикой ненавистью взирала на эльфа из-под свалявшихся черных волос, и даже уже не выла, а едва слышно скулила, как побитый щенок. Но Лоэналь безжалостно шевельнул пальцами, и картинка изменилась. Теперь перед Эниай снова сидел человек в черной дерюге и внимал ее тираде:
– Я устала. Мне надоело изображать дуру и безвольную идиотку. Но если я стану сама собой и не буду испугано падать на колени, зажиматься в углу, заглядывать ему в глаза снизу вверх, он меня изгонит. А я так больше не могу, он мне надоел. Меня уже тошнит одной мысли о том, что надо разделять с ним ложе. Его прикосновения выворачивают меня наизнанку.