– Почему никто не дежурит в прихожей? – спросил Павел.

– Виноваты, господин старший лейте…

– Марш на пост.

Обоих полицейских как ветром сдуло. Женщина наблюдала эту картину равнодушно, обхватив себя руками за локти.

– Можно? – спросил Павел, указав на стул.

– Пожалуйста, – бесцветным голосом ответила хозяйка и сама села напротив.

– Простите, не знаю вашего имени, сударыня.

– Варвара Алексеевна.

– Варвара Алексеевна, – повторил следователь. – Вам рассказали, в чём состоит суть нашего дела?

– Сказали, что банда налётчиков украла деньги, которые везли в банк, сказали, мой муж пропал.

– И мы его ищем.

– Скорее уж не его, а деньги, а? – горько спросила женщина.

По зажатой позе, по опущенным плечам, покрасневшим глазам Павел догадался, что ей пришлось несладко. Люди на Княжьем привыкли не доверять полиции, особенно тем, кто прибыл из-за реки, и недружелюбное поведение женщины могло объясняться обычной недоверчивостью. Кроме того, Прокопенко уже, должно быть, разболтал о подозрениях, павших на Воронина, так что повода для дружелюбия у неё не было.

– Я не обвиняю вашего мужа в сговоре, хотя и подозреваю, – признался Павел. – В любом случае, неважно, заодно ли он с преступниками или нет, ему угрожает опасность и вы это понимаете.

Женщина быстро подняла и тут же опустила глаза – словно из угла в угол метнулась серая мышь. Павел наклонился вперёд, доверительно понизив голос.

– Помогите найти его, если хотите ему помочь.

– Я не знаю, где он.

– Да, – кивнул Павел. – Но вы знаете его друзей, знаете, куда он мог пойти, к кому обратиться. Вы можете помнить, кто приходил к нему в последнее время, виделся ли он со странными людьми, оказался ли внезапно при деньгах.

Павел помолчал, кашлянул.

– У вас есть дети, Варвара Алексеевна?

Женщина слегка побледнела.

– Вашему мужу грозит опасность. Защищая, как вам кажется, супруга, вы можете лишить детей отца. Помогите его найти.

***

Время уже подкрадывалась к двенадцати, а солнце всё так же ленилось показаться из-за серой облачной плёнки и день тонул в серых туманных сумерках. Ветер поменялся, с западной стороны тянуло от Кожевенного завода. Над входом в трактир покачивался фонарь с разноцветными стёклами: зелёным, бардовым, тёмно-синим и янтарным, он не горел, но к вечеру его всегда зажигали. К двери спускались несколько ступенек, над ними – проржавевший козырёк, на котором на двух цепочках болталась деревянная табличка с надписью, похожей на шрифт газетных заголовков: «Небесный фарватер». У входа стоял легковой автомобиль сине-серой расцветки, припаркованный криво, словно водитель просто повернул и нажал на тормоза.

Обойдя машину, Максим заглянул в салон, хмыкнул и вошёл в трактир, толкнув деревянную, поскрипывавшую дверь.

Узкие окна тянулись под самым потолком, вместе с газовым освещением они поддерживали внутри полумрак, света в «Небесном фарватере» недоставало, как если бы хозяин нарочно маскировал все недостатки и шероховатости. Барная стойка начиналась напротив двери и шла до перегородки с арочным проёмом, делившим помещение на две части. Под окнами, слева от двери, стояли столы с лавками, некоторые старые, с исцарапанными столешницами, другие поновее, недавно заменённые. За аркой зал немного раздавался в ширину, там тоже стояли столы, но в дальнем конце ещё была небольшая сцена с пианино. По бокам от арки две кадки с подсохшими кустами безуспешно пытались придать заведению презентабельный вид.

– Чего изволите, господин Лихов? – спросил трактирщик, услужливо поставив на стойку пепельницу.

Сняв картуз, Максим положил его рядом с собой и облокотился о стойку. Мужик, потягивавший рядом пиво, едва разглядев бритую голову парня, вместе с кружкой ретировался за стол.