– Ты ничего не видел! Ты ничего не знаешь! Кто будет спрашивать – я отлучился по срочным делам. Вернусь вечером. Нет, лучше скажи, что вернусь завтра.

– Слушаюсь! – зазвенел покорно колокольчик.

И Уголек захлопнул дверь.

***

Глаза залила мгла. Где-то вдали, за зарытой дверью, раздавались шорохи, мигал теплый луч света и текла жизнь. Серая, унылая, но жизнь: с планами на будущее, мечтами, с возможностью радоваться и грустить. Во тьме же не было ничего.

– Если ОНА узнает, что в город проник светоземец… Она раздерет вас на части, выпьет кровь, а тела отправит скитаться по бездонной реке Тоски. Мне конец! – послышался в темноте голос Уголька.

– Она? – всхлипнула справа Рада.

– Река Тоски? – буркнул Теодор слева.

– Омномном.

Чавканье Милки перебил резко зажегшийся свет.

Милка стояла посередине комнаты возле круглого стола и закидывала один за другим в рот горячие пышки, которые кто-то красиво разложил по фарфоровому блюду. Пудра с пышек запорошила усы Милки и брови, что сделала ее немного похожей на премудрого старца.

– Батюшки! – взвизгнул тонкий голос из дверного проема, где застыла полноватая фигура в черном фартуке. В дверях, держа поднос с еще дюжиной пышек, стояла жабоподобного вида старушка. Серый чепчик на ее овальной голове, напоминающей дыню, слегка сполз на бок и приоткрыл прядь редких седых волос. Волосы скудными завитушками спали на белый накрахмаленный воротник, аккуратно уложенный поверх засаленного льняного платья.

– Маменька, не волнуйтесь! Это ко мне! Сейчас я все улажу.

– К тебе? И позволь мне объяснить, Амадеус Яниус Упус Глод младший! Что Светляки делают в нашем доме? Ты что, опять поднимался наверх?

– Ну вот, Маменька, опять вы за старое? Никто, кроме них, не впустит Солнце в наш мир! Только Светляки знают, где находится ключ от Небесных Врат.

– Твой отец! Амадеус! Твой родной отец! Потратил триста семьдесят пять лет, два месяца, четыре дня и пятнадцать часов, чтобы разгадать эту тайну! И где он теперь?

Жабоподобная старушка ткнула серым заляпанным рукавом в портрет жуткого вида создания с щупальцами вместо усов. Развернулась с подносом в руках, побежала прочь. Да так быстро, что Милка даже лапой не успела взмахнуть с просьбой разместить плюшки вместе с остальными на столе.

– Яниус! – прикрывшись лапой хихикнул Теодор.

– Будь здоров! – не расслышала Рада.

– Смейтесь! Смейтесь! Я один знаю, как вам вернуться домой! Но я вам не скажу! Пока вы не расскажете мне, как вы излучаете свет.

– А ну быстро веди нас домой! – рыкнула Милка и схватила сразу несколько пышек в надежде, что Уголек испугается ее грозного вида и тотчас отведет их обратно к лотку с сосисками на ярмарке.

– Вот еще! – сложил ручки на груди Уголек. – Раз так совпало, что вы сами ко мне пришли, а не я нарушил закон царства Ничего: и привел вас в наш мир, значит, я имею полное право узнать, где там у вас прячется свет.

И с довольно серьезным видом, что было совершенно не свойственно для угольков, он схватил вилку, чугунный утюг и напялил на голову миску. Прищурив один глаз, медленно начал подступать к Милке.

Совершенно не рассчитывая на такое наглое поведение от приличного с виду Уголька, Милка громко икнула.

– Отдай мне свой свет!

Как закалённый в бою воин, размахивая вилкой и спихивая то и дело сползающую на глаза миску, заорал Уголек и побежал на Милку.

Милка завизжала не человеческим, не мопсячьим и даже не собачьим воплем.

– Вас что, взрослые не учили? Что за чужими в соседние миры ходить нельзя? – настаивал Уголек.

Наконец-то придя в себя, Милка нахохлилась. Как обычно хохлятся собаки, когда видят кошку. Или как другой пес ест из их миски. Или как другой пес, кошка, да хоть хомячок: ластится к хозяину.