Ясно, что сам автор – Михаил Чулков – в достоинствах од Ломоносова ничуть не сомневается. Для него это – эталон.

Чем же был для русской словесности Ломоносов Михайло Васильевич?(1711 – 1765).

Мы не устаём поражаться его открытиям во всех областях знаний – от физики до социологии. Понятно, что весь объём науки тогда ещё был доступен одному человеку, но одно дело усвоить чужие достижения, и совсем другое – сказать новое слово во всех науках. Природа его гениальности понятна – ненасытная любознательность и небывалая трудоспособность.

С детства все мы помним легенду об упрямом парне, который пешком ушёл с Белого моря в Москву – учиться. Словно ведомый неведомой силой… «Легенда» в данном случае – это не вымысел, а кристаллизованная правда.

Что нам добавит знание подробностей о том, что семья была далеко не бедная, что Михайло обязан был продолжить дело отца – лучшего промышленника в Холмогорах, что именно для этого отец подарил ему корабль! По твёрдым понятиям поморов, человек должен стать первым в своём деле, а не подражателем в чужом – в барской науке чиркать пёрышком.

А даст нам это знание возможность примерить чужую судьбу на себя. Быть может, задуматься о своём призвании. И о верности традиции, семье, дому, и об иерархии ценностей. Что важнее – спокойная старость любящего отца или «приращение наук российских»?

И ведь теперь принято считать, что люди довольно чётко делятся на «правополушарных и левополушарных», на учёных – и поэтов, физиков – и лириков. Речь идёт о совершенно разных способах получения и переработки информации, и один человек просто не может быть исследователем – и поэтом? Ломоносов – опровержение этой теории. Не единственное но, пожалуй, самое яркое.

«Карл V, римский император, говаривал, что испанским языком с Богом, французским – с друзьями, немецким – с неприятелями, итальянским – с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел бы в нем великолепие испанского, живость французского, крепость немецкого, нежность итальянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка. Повелитель многих языков – язык Российский!»

Это объяснение Ломоносова в любви к родному языку – не восторженный вопль души, а трезвый анализ, сравнение, сопоставление, это – взгляд исследователя. Учёный «поверил алгеброй гармонию».

Ведь, по меньшей мере, наивно полагать, что поэт – это такой избранник богов, который просто не может не писать потому, что время от времени его возносит к небесам, и его рукой начинает водить муза. Убеждение из той же серии, что «художник линейкой не пользуется». Всегда пользовались, и не только линейкой, но и циркулем, и рамкой для перевода объёма в плоскость, и даже системами зеркал. Закономерности в рисунке такие же строгие, как в чертеже, и смешно было бы заставлять начинающего художника открывать их самостоятельно, когда всё давно открыто. А вот закономерности в поэзии, её законы – это то, что ещё только предстояло выявить и описать – дать рабочие инструменты будущим поэтам. И не только поэтам! Не было в России наук – не было и научного языка. Изобретение новых слов – это то, что не удавалось почти никому. Но Ломоносов придумал их десятки: атмосфера, микроскоп, минус, полюс, формула, периферия, градусник, равновесие, квадрат, кислота, кислород, водород, радиус, диаметр, горизонт…

Но если язык обновляется, значит ли это, что часть словарного запаса устаревает и должна отмирать? Ломоносов видел опасность потерь, но сознавал и то, что насыщенность текста церковно-славянской лексикой затрудняет его восприятие.