В памяти Ольгерта не было как таковых заметок по поводу жестоких казней, устраиваемых местными святыми. До последней войны подобного не было, а после – билеты на подобное шоу раскупались за месяцы. Между светлыми и тёмными разницы нет. Просто черпают силу от разных богов и, собственно, всё. Светлые, кажется, даже хуже. Строят из себя не пойми что. Даже этот поп, убивший старика ради мелкого заклинания. Меня уже просто от одной этой набожности начинает тошнить.

«Надеюсь, завтра, когда я буду сидеть с попом в его кабинете, у меня появится возможность сбежать из этой чёртовой тюрьмы. Потому что завтрашний день кончится, и моя шкура вновь будет в опасности. Очередные опыты и вытаскивание из меня заклинания… Что может быть лучше?..»

Из хорошего – после нашей недолгой беседы меня вместе с другими заключёнными потащили в душевые, и я наконец-то помылась. Чистая чёрная грубая рубашка и простые штаны выдавались на выходе. Мне даже удалось вырвать свой размер! Так что отныне волосы не висят соплями, тело не воняет, зубы чистые, а ещё нормальная одежда. Даже следов крови нет. Жаль бинты промокли, но если их ненадолго снять и подождать, когда те высохнут, то рану вновь получится перебинтовать.

Обдумывая дальнейший план действий и ненадолго сняв бинты, я поудобнее устроилась в своём облюбованном углу и уснула.

На следующий день меня и правда повели в кабинет попа. Ночью я забыла снова перевязать руку, но ничего страшного не произошло: тонкая корка облепила порез. Тем не менее забинтовать его всё-таки следовало, и я занималась этим, пока охранники тащили меня вперёд. Других заключённых вели в противоположную сторону; они смотрели на меня злобно, с непониманием и брезгливостью.

Поп был в своём кабинете. В этот раз он сменил одежды на чёрные с золотыми вставками. Они немного перекликались с теми, что были на заключённых.

«Интересно, он выкинул свой прошлый наряд, или его смогли отстирать от крови?»

Мужчина поприветствовал меня и подозвал к окну. Там уже стояло кресло и стул. Шторы раздвинуты, а там, за прозрачным стеклом, виднелась арена. Она была окружена кольцами трибун, взлетающими вверх, как в Колизее. Шумела толпа, регулируемая охраной в броне и шлемах.

Я уместилась на стуле и обратилась во внимание. Поп же занял место в кресле, закинув ногу на ногу. Я плохо понимала этого мужчину, казалось, он был полон противоречий: милосердия и жестокости, скуки и любопытства… Его живой взгляд мог легко смениться усталостью, удивлением или безразличием. Таким был первый человек в новом для меня мире. Были ли все остальные подобны ему? Если прислушаться к памяти Ольгерта, то выходило, что нет. Иные в его памяти представляли овец, не более. Очень узкая точка мышления, конечно.

Охрана подошла поближе, чтобы не пропустить шоу, тем самым выдернув меня из размышлений.

– Сегодня будет очень много жертв: народу нужно выпустить пар. Хорошо, что мы можем дать людям достаточно, чтобы умерить их пыл. – Поп скучающе откинулся на спинке кресла и уставился в окно.

Я заметила в толпе и молодых дам в платьях, и подростков со скучающими лицами, и даже мелких детей. Это шоу явно не для них…

– Дети тоже на это смотрят?

– Только отпрыски достаточно богатых аристократов. Нынче смотреть на жертвоприношение стало совсем накладно. – Казалось, повышением цен тот был доволен.

– Слишком большой спрос? – уточнила я.

– И падающий уровень преступности. Конечно, твоё появление, Ольгерт, всколыхнуло нижний мир, подкинув нам работы. Возможно, сегодня казнят и каких-то твоих друзей. Но разве не хорошо? Они отдадут себя богу, и все их грехи будут прощены. Однажды это произойдёт и с тобой.