Перепуганная.

Усталая.

Вытянутая и красноглазая.

Впрочем, сама Татьяна тоже имела вид, далеко не цветущий.

Ненависть медленно убивала ее, подтачивала силы.

Желание жить уходило.

«Месяц на исходе. – девушка смотрела на реку и не находила утешения. – Мне дали один месяц. Я почти справилась. Надеюсь, эта тварь сегодня сдохнет.»

В воде раздался громкий плеск. Поверхность реки пошла частой рябью.

Девушка насторожилась, до рези в глазах вглядываясь в свинцовую серость реки.

Рыба? Такая большая рыба? Играет?

Или?

Или, это вовсе не рыба, а те самые, ужасной внешности, существа, с женскими формами и уродливыми лицами, с волосами, в которых запутались колючие водоросли, ракушки и песок?

Жертвы местного химкомбината, еще раньше павшие от людского коварства?

Утопленницы?

Русалки?

Татьяна почувствовала, что задыхается.

Легкие горели от нехватки кислорода. Девушка стремилась сделать вдох, но никак не получалось.

В центре живота заворочался кусок льда.

Холодный. Мертвый.

Лёд тянул из неё силы, напоминал о том, что часики тикают и о том, что очередной лист календаря перевернут.

Плеск повторился. Громче, чем первый раз.

Но Таню отпустило.

Она глубоко вдохнула – раз, другой, прогоняя панику прочь.

«Это все нервы. – успокаивала она себя. – Нервы, ни к черту. У меня еще есть время.»

В десять часов утра она уже была в кафе, но так и не успела открыть ноутбук. Ничего не успела, даже кофе выпить.

Севка выскочил из дома. Вид имел, как городской сумасшедший – расхристанный, всклокоченные волосы, взгляд выпученных глаз сияет безумием.

– Как его пробирает. – едко усмехнулась Татьяна, выскакивая из кафе с сумкой наперевес. – Почти отмучался, смертничек.»

Он уселся в такси.

Татьяна тоже.

Девушка делала вид, что разговаривает по телефону и попутно давала указания таксисту, благо, ничего особенного придумывать было не надо.

Она знала куда направляется подонок.

Севка мчался по прямой, а здесь, до реки, была только одна дорога.

К реке.

К мосту.

Такси остановилось.

Севка выскочил из машины и рванул по улице, как ошпаренный.

Таня, все еще оставалась в машине.

Она спокойно доехала до поворота, расплатилась и вышла.

Чернявому водителю, очень плохо понимающему русскую речь, было наплевать на все, кроме денег. Пассажирка ему сразу показалась странной.

Несимпатичная.

Неразговорчивая.

Этот балахонистый плащ, словно с чужого плеча.

Шарф, обмотавший голову.

Фу!

Хорошо, хоть расплатилась сполна, а то неси убытки.

Уехал.

А Севка, все еще бежал по улице, тревожно озираясь по сторонам.

Таня осмотрелась – вдалеке, неопрятными, грязными кубиками, возвышались дома частного сектора. Совершенно точно, что парень намылился в один из тех домов.

Проклятые наркоманы!

Татьяна хищно ухмыльнулась, огляделась – никого. Дорога оставалась пустой, только Севка двигался бодро, с ускорением.

Девушка сбросила широкие сапоги – кто бы только знал, как они ей надоели, уронила на землю широкий плащ и капюшон, оставшись в одной белой рубашке.

Тряхнула спутанными волосами, в которые вплела всяческую зелень и выйдя на дорогу, застыла на ветру, протянув руки вперед.

Холодрыга!

Она знала, как сейчас выглядит.

Смотрелась на себя в зеркало.

Репетировала.

Зрелище абсолютно дикое.

Сюрреалистичное.

Севка застыл.

Он словно окаменел, вылупив глаза и разинув рот.

Заорал.

«Узнал. – довольно оскалилась Татьяна, демонстрируя отменно белые зубы. Вернее, даже не зубы, а накладные клыки из пластика, игрушку, купленную в магазине вместе с дешевым мармеладом. – Ишь, как его пробирает!»

Севку пробрало, аж до самых костей – та самая девушка, которую они с приятелями утопили в реке почти месяц назад, шла по дороге.