Вскоре я переехал из Стокгольма в Париж. Единственное, что увез из России, было последнее письмо отца с рекомендацией втирать золотой порошок в черную лакированную поверхность. Прошло немало времени, прежде чем мне удалось заработать денег на покупку небольшого количества сусального золота самой низкой пробы, за пределами которой золото теряет уже свое главенство и становится лишь составной частью сплава. Мои опыты проистекали не из желания достичь какого-то магического эффекта, а скорее всего, из стремления выполнить отцовскую просьбу, но каково же было мое удивление, когда в глубине позлащенной поверхности шкафа возникло изображение хрустального яйца с виденными в детстве чудесами.

Вскоре все в моей жизни превратилось в некое подобие наркотического сна. Большую часть заработанных денег я тратил на золотой порошок, который всякий раз поглощался без остатка. Перед моими глазами прошла вся моя жизнь, но не в точных деталях, какими они были в действительности, а с некоторой стилизацией в духе Мира Искусства. Чаще всего возникали видения, связанные с моим пребыванием в Доме Богов. Все мои попытки сфотографировать видения не увенчались успехом, более того, никто их не видел. Чтобы не прослыть сумасшедшим, пришлось прекратить попытки публичных демонстраций чуда. Также не увенчались успехом усилия по розыску исчезнувших богов. Никто из моих знакомых не слышал о доме под стеклянным куполом, где творилось столько чудес. «Ну вы подумайте, – убеждали обычно меня, – неужели то, что вы описываете, могло остаться незамеченным в Петербурге? Бедняжка, – добавляла моя собеседница. – Терпите, претерпевый до конца, спасется.

Я частенько посещал одно полюбившееся кафе на окраине Парижа. Однажды в человеке, который сидел за моим столиком, я признал в нем, когда он отложил газету, своего друга.

– Мстить будешь? – деловито спросил он, принимаясь за кофе.

Я молча смотрел на него.

– Предлагаешь дуэль? – вновь вопрошал он меня.

– Ответь мне только на один вопрос: ты выдал меня из идейных соображений, как классового врага, или испугался, что я увидел у тебя вещи расстрелянных друзей.

– Отнюдь! Мне некого бояться, и ты мне не враг, но ты же знаешь: люблю разбить что-нибудь ценное. Дружба – вот драгоценная ваза! Я ее и разбил. Впрочем, это дела давно минувших лет. Давай мириться. Не хочешь? Напрасно. Я, видишь ли, здесь при исполнении. Чего именно, ты спросишь меня? Революционного долга…

– Перед бандитами? Впрочем, ты сам такой, если не хуже.

– Устами младенца глаголет Истина. Ты рассуждаешь, как ребенок, но в каком-то смысле ты прав. Да, я присоединился к бандитам, коим ты тоже сочувствовал в юности. Но я-то знал, с кем имею дело, а ты обманывался. Пора и тебе повзрослеть. Россия в самом начале новой эры, а мы у ее руля, понимаешь? Никакая революция не сделает отдельно взятого Ивашку счастливым, но она возвысит нас всех до третьего неба Утопии. Камень, отвергнутый Достоевским, стал во главу угла. Ради такого эксперимента я готов пожертвовать всем…»

– Кроме себя.

– Пропускаю твое замечание, как несущественное. Я родного отца расстреляю за дело революции, а ты – классовый враг, понимаешь? Но, кто старое помянет, тому глаз вон, не так ли? Я здесь занимаюсь продажей антиквариата. Приходи в лавку мсье Лаваля, у меня есть сюрприз для тебя – кое-что из вещей твоего отца. Приходи – подарю. Как видишь, с годами я тоже становлюсь сентиментальным.

Я знал, что предложение моего друга не что иное, как ловушка, но все же какая-то неведомая сила толкала меня на свидание с ним. «Я для тебя, – звучали у меня в голове его слова, – олицетворение Родины, можно сказать. Понимаешь, куда я клоню?» Не помогли даже рассказы о том, что агенты НКВД заманивают эмигрантов рассказами о якобы имеющихся в антикварных лавках вещах, которые дороги людям, и похищают подчас без какой-то практической цели. Но я не мог устоять перед искушением, ибо чувствовал, что это и есть та самая дуэль, на которую намекал мне мой друг. Перед выходом я натер золотым порошком дверцу шкафа, выдохнул на нее и увидел в черной лакированной воде икону подо льдом. Последние сомнения в необходимости отправиться на свидание отпали. Я даже оставил дома свой браунинг и гранату, коей меня снабдили знакомые.