Потом Отта прерывисто вздыхает, ее глаза мгновенно наполняются слезами, и Антону уже не нужен яркий свет, чтобы рассеять все его сомнения. Даже спустя семь лет, только что очнувшись после комы, она по-прежнему способна мгновенно вызывать у себя слезы по желанию. Перед глазами у него все искажается и мутится, он пытается примирить то, что видит сейчас, с воспоминаниями, которые вызывает в памяти снова и снова: о тех временах, когда они влипали в неприятности, застигнутые в чужих дворцовых покоях, когда их заставали там, где им не полагалось быть, и благодаря Отте, а точнее, ее рыданиям и истерикам эти проступки всегда сходили им с рук.

– Ну-ну, с тобой все хорошо, – уговаривает он. – Ты в безопасности, Отта.

Он подносит ладонь к ее щеке. И опасается, что стоит ему чуть надавить, как она исчезнет, словно рисунок на песке, но Отта плотная на ощупь. Ее всхлипы утихают, от вспышки замешательства морщинка между бровями становится глубже.

– Я слышал, что ты пришла в себя в морге, – говорит Галипэй из-за плеча Антона. – Наверное, перепугалась.

Отта всхлипывает.

– Было так ужасно, – шепчет она. – Я видела одну только темноту. И чувствовала огонь.

– Огонь? – повторяет Антон. – Это ты о чем?

– Не знаю. – Она дергается, потом отталкивает руку Антона. – Не проси объяснить, я не знаю!

В лазарете холодно. Антон не понимает, почему заметил это лишь сейчас. Холод покалывает кожу, распространяясь вверх и вниз по рукам. Антон бросает взгляд через плечо, безмолвно приказывая Галипэю больше ничего не говорить. И не думая раскаиваться, Галипэй складывает руки на груди.

– Нам придется заняться расследованием, – все равно говорит он. – Выход из комы, вызванной яису, – это же самое настоящее медицинское чудо. Северо-восточная больница захочет провести обследование и выяснить, в чем дело.

– Что? – Глаза Отты снова наполняются слезами. – Вы снова отправите меня туда?

– Никуда мы тебя не отправим, – уверяет Антон. Почти инстинктивно он пытается взять ее за руку, и она напрягается, отдергивает ее. На миг он теряется. Потом Галипэй говорит: «Август, у нас на подходе компания», и Антон вспоминает: он же Август Шэньчжи, недавно коронованный монарх Талиня. И перед ним не его первая любовь. А его сводная сестра, и ему следует вести себя соответственно.

Краем глаза он улавливает какое-то движение. Безмолвно, как призрак, в лазарет входит Калла Толэйми и несет в руках сумку.

Какого хрена.

– Да уж, вот это неожиданность, – сухо замечает она и взмахивает рукой.

Сумка падает на постель Отты рядом с ним. Приближение Каллы он не услышал – в отличие от Галипэя. Опять он утратил бдительность. Неудивительно, что в тот раз на арене он проиграл.

– Там одежда для тебя, – поясняет Калла. – Наверняка она понравится тебе больше этой жуткой больничной рубашки.

Отта медленно тянется к сумке. Переворачивает ее вверх дном, и оттуда вываливаются два больших вороха зеленого шелка. Лиф с пышными рукавами и еще несколько полотнищ ткани, составляющих юбки.

– Очень любезно с твоей стороны. – Отту выдает не тон, а нахмуренные брови. Слезинки, повисшие каплями росы у нее на нижних ресницах, переливаются, отражая поднесенный Оттой к лицу шелк. Антон узнает это платье. Оно и впрямь принадлежит Отте, его хранили у нее в покоях все эти годы.

– Право, не стоило утруждаться, ваше высочество, – говорит Антон. Не столько для себя, сколько для Отты. Калла явилась в лазарет через несколько минут после него. Если за это время она успела отправить кого-то из слуг в бывшие покои Отты и заполучить платье, значит, в этих раззолоченных залах Калла Толэйми – важнейшая персона, ради которой бросают любые дела. Интересно, слышала ли она, что о ней болтают. И подослала ли сюда своих шпионов, пока сама уезжала в Жиньцунь, чтобы ей докладывали, о чем перешептываются во дворце любопытные, желающие знать, куда девалась «Убийца короля». Больше Каса уже не сможет покарать их за это. Дворец Единства вправе громко заявить о своей любви к той, что уничтожила прежнего короля, даже если Совет жаждет от нее избавиться.