– Август, минутку.

Галипэй окликает его. Только что в помещении центра наблюдения Антон быстро опомнился и рванулся в коридор, чтобы поспешить в лазарет и все увидеть своими глазами. Калла или выбрала другой путь, или решила заняться своими делами, потому что по пятам Антона следует только дворцовая стража. И Галипэй. Галипэй, которому постоянно требуется поговорить с ним, несмотря на все старания Антона отсидеться у себя в покоях и целыми вечерами никого не принимать. Вообще-то, Галипэю следовало передать сообщение через караульного стражника, вместо того чтобы отстаивать собственную значимость, болтаться в коридорах ради личной беседы и задерживать его, потому что Антону приходилось покидать свои покои другим путем, лишь бы избежать встречи. Вспомнить только, как быстро вести о прибытии Каллы во дворец достигли его ушей, едва дежурные стражники начали вполголоса обмениваться сплетнями.

– С этим наверняка можно подождать, – отзывается Антон.

Когда Галипэй наконец догоняет его, во всей его фигуре чувствуется напряжение, плечи сутулятся. Антон понимает причины его беспокойства, видит, что он в явном замешательстве. Однако Галипэй Вэйсаньна до сих пор не заподозрил, что в его подопечного вселились. Антону нужно, чтобы так было и дальше.

– Нельзя. – Галипэй понижает голос так, что его слышит только Антон. – Прошу прощения, Август. Хотя Каса уже нет. Даже если она кому-нибудь расскажет…

Антону следовало быть осторожнее и скрыть реакцию. К сожалению, он не успевает одернуть себя, бросает на Галипэя растерянный взгляд, и тот осекается на полуслове. По единственному движению Галипэй непременно понял: что-то не так. Еще не успев заметить оттенок глаз Антона, не уловив никаких странностей его поведения в теле Августа, Галипэй обратил внимание на всего одну неувязку и сразу умолк.

– Это ты доставил ее сюда? – спрашивает Антон, пытаясь загладить ошибку. «Ты был как-то связан с этим делом? – хочется спросить ему. – А Август?»

– Не я, – коротко отвечает Галипэй.

Антон одергивает свободные рукава. Вся эта ткань, собираясь в складки на локтях, сковывает движения. Его практически душат эти шелка и золото, эти многослойные одеяния.

Два стражника распахивают двери лазарета. За ними больничная палата вдвое просторнее любой дворцовой спальни, и Антон даже не сразу понимает, куда смотреть. Он входит. Лампы теплого оттенка на стенах освещают комнату, распространяя свет небольшими кругами, словно свечи. В углу кучей навалены почерневшие полотенца. Кровь. Антон чувствует ее даже сквозь хлорку, которой несет от мраморного пола.

Под простыней она почти незаметна. На самой дальней кровати у окна с задернутыми красными шторами виднеется силуэт Отты Авиа, только черные волосы выделяются на белой ткани. Знакомое зрелище: неподвижная Отта, опутанная проводами и трубками, связанная ими с остатком жизни, которая в ней еще теплится.

Только здесь на ней нет никаких проводов и трубок.

Здесь, когда он подходит ближе и останавливается у ее кровати, она вдруг открывает глаза.

– Отта… – говорит он, приходя в восторг. И сам не замечает, как падает на колени, отмечая лишь слабый отголосок боли.

Отта нерешительно садится. Их взгляды встречаются, и в неярком свете он замечает, что радужки у нее не как прежде, а желтые. Ему вспоминается Калла, находящаяся где-то во дворце. Отта моргает, и ее глаза снова становятся черными, какими были всегда. Возможно, мелькает у Антона туманная мысль, это вселенец. Гораздо проще поверить, что кто-то совершил преступление и доставил во дворец фальшивку. Что кто-то манипулировал энергией ци, чтобы вторгнуться в тело умирающей Отты. Это намного правдоподобнее, чем внезапное пробуждение и выздоровление Отты Авиа.