– Увы и ах. – Калла улыбается. – Наверное, очнувшись, ты просила позвать Антона Макуса.

Вот теперь Отта резко выпрямляется, ее волосы длиной до плеч соскальзывают назад. Если раньше ее поза была расслабленной и уютной в гнезде из простыней, то сейчас она внимательно ловит каждое слово Каллы.

– А при чем тут Антон? – Пауза. – И… где он?

– Прекрасный вопрос. Уверена, будь он здесь, он сам поспешил бы к тебе.

Антон слышит, как насекомые шуршат в углу. В лампах бьется электрический пульс. Инстинкты призывают его вскочить, прийти в движение, прежде чем его схватят и закуют в кандалы.

– Где он? – повторяет Отта, голос которой звучит резче.

Калла медлит с ответом. Она отводит взгляд от Антона, устремляет его вдаль с таким видом, будто уже раскаивается. Ей хочется спровоцировать его, заставить выдать себя и обвинить ее во лжи. Но он не станет. Ведь и ему хочется увидеть реакцию Отты. Любопытство клокочет у него под кожей, а вместе с кровью по венам струится потребность быть нужным.

«Ты же якобы любила меня больше всех, – думает он. – Как будешь скорбеть по мне?»

– Он мертв, – говорит Калла. – Принял участие в королевских играх, чтобы расплатиться с твоими долгами, и я убила его в финальном поединке.

Он не ожидал, что она скажет об этом напрямую. И теперь с трудом сдерживается, чтобы не фыркнуть и не потребовать ее объяснить заодно, при каких именно обстоятельствах он потерпел поражение. Когда Отта поднимает взгляд, он внутренне сжимается в ожидании либо горестного вопля, либо краткого заявления, что она все равно никогда его не любила, – одно из двух он услышит точно, – но выражение ее лица не меняется, а прищуренные глаза превращаются в две узкие щелочки, белки полностью скрываются из вида.

Прошло семь лет, мир продолжал вертеться и без Отты Авиа. Но и спустя семь лет эти черные радужки, если смотреть в них слишком долго, по-прежнему пугают Антона, будто ничто не изменилось.

– Почему ты говоришь об этом вот так? – спрашивает Отта.

Не удержавшись, Антон моргает. И смутно ощущает, что разговор Каллы и Отты продолжается в обход его самого – нелепо, ведь они же говорят о нем. Он поднимается, Калла пристально следит за ним. Ее локоть поднимается ближе к поясу, на котором раньше она носила меч.

– Что, прости?

Обращается она к Отте, но смотрит на него.

– Я про твой тон. Кем был Антон для тебя?

– С вашего позволения, – вмешивается Галипэй. Всеми забытый, он до сих пор молча стоял у стены. – Что бы ни случилось в Жиньцуне, об этом надо немедленно доложить Совету, чтобы предупредить соседние провинции. Обсуждая этот вопрос здесь, мы зря тратим время.

– Да, справедливо, – сразу соглашается Антон. – Калла, ты не подготовишь отчет?

Калла избавлена от необходимости отвечать на вопрос Отты. Она тянется к своим длинным волосам, высвобождает из-под воротника застрявшие пряди, раздраженно отбрасывает их за спину.

– Отчитаться перед Советом может и Венера Хайлижа. Я отчиталась перед королем. Мой долг исполнен.

Она круто поворачивается на месте. Стуча ботинками, выходит за дверь, направляется прочь по коридору и вскоре отдаляется настолько, что уже не слышит, что происходит в лазарете. Перехватив взгляд Антона, Галипэй многозначительно кивает в направлении двери, напоминая, что и им пора уходить.

– Август, – подает голос Галипэй, когда Антон не двигается с места, и Антон приходит в себя. Он вспоминает, где он – и кто он такой. – Уже очень поздно.

– Так и есть. – Антон поворачивается к Отте. – Попробуй поспать. Поговорить мы успеем и потом.

– Да, – тихо отзывается Отта. – Я признательна за это.