– Можно потише? Мама! Восьми ведь нет, вот ведь не спится тебе! Гремишь на всю «ивановскую»! – проворчала в сердцах Зинка, шаркая тапками по направлению к ведру с водой.

– Женихи уже все ворота обоссали, вставать пора! Пораньше нельзя было прийти? С петухами явилась!

– Мама! Ты такая интересная! Тебе не угодишь! То причитает, что дочка затворницей живёт, то приходи – не ходи. Мама! Мне не пятнадцать лет, у нас в бригаде девчонки моего возраста замужем уже есть, а ты всё контролируешь меня. Хватит уже! – Зинка поняла, что переборщила с тоном и что мать действительно не привыкла ждать её до утра и нервничать. Заговорчески улыбнулась, сменив гнев на милость, и вкрадчиво спросила, подойдя к обиженной матушке:

– А кто у нас хочет узнать, как дочка сходила первый раз за три года на танцы? А кому я расскажу что-то интересное? А кто у нас не ругается – не сердится? – обняла Зиночка маму и звонко чмокнула в щёку.

Вера с радостью вытерла насухо руки о передник и, вытащив из-под стола старую потёртую табуретку весом с тонну, с готовностью уселась слушать Зинку, расправив на коленях старый передник с нарисованным огромным подсолнухом. Зинка вечерним соловьём заливисто рассказывала о вчерашнем вечере в лицах и во всех подробностях, активно жестикулируя, опустив лишь одну деталь – испорченную туфельку.

– Почему именно тебя пригласил?

– А кого ещё? Мама! Ну, ты ей Богу! Слушай дальше, не перебивай. Короче, зовут Валентин, сварщик он, работает уже. Лет 28 на вид ему. Красивый такой, прямо актёр Юрий Яковлев из Идиота. Надеюсь, не идиот. – Мать слушала и довольно кивала.

– Дом у них через улицу от нас, ближе к остановке автобусной. Брат есть младший, сестра.

Говорит, видел меня, знает. Тётка у него какая-то на нашей улице живёт.

– Погоди, – всплеснула руками мать. – Валька? Фросин сын? Это же Марусин племянник, наверное. По нашей стороне живет тётка его. Так я знаю его, Фросин сын. Виктор брат у него помладше, Зина младшенькая. Батюшки, Валентин! Это такой взрослый уже? Надо же. Как летит время… Красивый, говоришь? Давно его не видела. Они там все симпатичные. Фронька какая красавица, а дочка у неё – глаз не отвести. Стройная, волосы волной, глазки, реснички.

Смотри, тоже Зинка. В твоем училище сейчас учится, только поступила. Знаю я их семью, знаю! Надо же…

Поболтав ещё с полчасика, мать и Зинка довольные разошлись каждая по своим делам и заботам. Мать доваривать щи из кислой капусты, а Зинаида, получив одобрение от главного «прокурора», выдохнув, довольная удалилась в свою комнату, шаркая тапками. Рухнула в постель с мыслью, что допрос окончен и можно ещё парочку часов поспать. Завтра понедельник, всю следующую неделю работать ей в ночную смену.

Выпорхнув из цеха в час ночи, обгоняя подруг и прыгая через ступеньку, как оголтелая, Зинка нырнула с заводского крыльца в прохладный майский воздух ночного города. Тут же взгляд её устремился в темноту в конец небольшой площадки в стороне от заводской Доски почета. Там привычно горел огонек папироски, то разгораясь, то вновь притухнув. Валентин с первого дня их знакомства попросил разрешения Богини встречать её с ночной смены и провожать до дома. Зинке, конечно, нравилось такое внимание молодого человека.

– Надо же! Ему на работу утром, и тащится ведь через весь город на ночь глядя. Когда он спит? – пару раз задумывалась Зинка, в сердцах жалея ухажера и одновременно ценив его заботу. Но справедливости ради надо отметить, что жалела Зинка Валентина всего пару раз за ту первую неделю ночных провожаний. Не до того было. Всю дорогу до дома шли, не торопясь, хохотали, Валя галантно придерживал Богиню за локоток в местах, где ночные фонари города плохо освещали неровную дорогу. К концу первой недели ночных прогулок Зинка поймала себя на мысли, что впервые не бросила взгляд на дырочки почтового ящика, который грустил и ждал весточки от солдата уже несколько месяцев.