В коридор проводить брата выбежала его сестра Гамзе:
– Братик, ты такой красавец! Полюбит тебя твоя Бирсен, вот увидишь! Просто не может не полюбить. Я бы точно в тебя влюбилась!
Бора погладил сестру по щеке:
– Спасибо, родная! Полюбит- не полюбит- это не важно! Моей любви на двоих хватит!
С этими словами развернулся к двери, открыл ее и скрылся в темноте подьезда.
– Мама, Бора уже вышел из дома. Иди, вместе ему из окна помашем! Ты что, плачешь? – Гамзе вопросительно посмотрела на мать.– Он же завтра вернется.
– Ничего, детка, не обращай на меня внимание, ты же знаешь, у меня нервы не в порядке. Вернется, конечно, – Сибель быстро промокнула глаза салфеткой и попыталась улыбнуться. – Я сейчас приду, только таблетку выпью.
Оставшись в комнате одна, Сибель присела в кресло.
«Таблетка, а где она эта таблетка? Вчера на тумбочке была возле телевизора. Выпьешь, и ходишь как сонная муха весь день.»
Сибель быстро посмотрела на себя в зеркало, спешно, мимолетом.
«Глаза опухшие, мешки какие! Лицо слегка одутловато».
Она втянула щеки и подтянула руками кожу щек к подбородку. Неожиданно улыбнулась произошедшей с ней перемене:
«Ну надо же, почти как в те времена, когда пела в Консерватории! Только смотреть на меня теперь можно очень издалека.»
Сибель поднялась с кресла, подтянула живот, положила ладони на него, сильно нажав, набрала полные легкие воздуха и собралась запеть. Потом рассмеялась, качнула головой, махнув рукой своему отражению в зеркале :
«Совсем с ума сошла! Что дочь подумает! А ведь пела когда- то и очень хорошо. Учителя в консерватории считали перспективной оперной певицей. Если б не муж… А что муж? Вот и моя подруга считает его виновником всех моих несчастий. Он ревновал меня по молодости сильно. А я любила его так, что сердце вырывалось из груди, как только его видела. Чтобы он не переживал ревнуя меня, я и бросила сцену. Он сам не просил об этом: его взгляд умолял. А покой в семье- самое важное. Не умеет он делить, кого любит, ни с кем и ни с чем. Вот и Гамзе не захотел в университет в Стамбул отпускать: как она там будет одна? Девочка, такая домашняя, если только с братом. А у Боры работа хорошая подвернулась здесь, в Амасье. Сердце у него за всех нас болит…
Бора, Бора, любит Бирсен всем сердцем, как я мужа: преданно, верно. Хорошая получилась бы из них пара: красивые, любящие. Может, и дождется ее любви. Если, конечно, ее можно дождаться. Какой тут покой матери! Где же эта таблетка?»
Сибель вспомнила, зачем пришла в комнату, и застучала ящиками стола, по очереди выдвигая их.
«Где же таблетка? Мне уже дурно! Волна тревоги поднимается в груди. Сейчас ее обруч сдавит мне горло. Воздуха, воздуха не хватает! Не могу вздохнуть.!»
Сибель закашлялась и увидела таблетку на прикроватной тумбочке.
«Слава Аллаху! Нашлась!»
– Мама, с тобой все в порядке? – Гамзе вошла в комнату со стаканом воды. – Я услышала твой кашель.
– Ты вовремя, детка, я как раз нашла лекарство. Дай мне стакан, я запью таблетку.
часть четвертая
– Бирсен, я так хотел сьездить вместе с тобой в Улус (старый город в северной части Анкары). Хорошо, что мы выбрались в эти выходные. Меня античные постройки завораживают, – Бора преувеличенно серьезно смотрит на девушку.
– Конечно, Бора, спасибо, что ты мне составил компанию, но с каких это пор тебя интересует архитектура? – снисходительно улыбнулась Бирсен.
– А с тех самых пор, когда это стало интересно архитектору- ханым!
– Бедняжка, значит на самом деле то, что мы видим, тебе абсолютно безразлично? – Бирсен перестала улыбаться.
– Нет, что ты! То, что я вижу сейчас перед собой, мне совсем небезразлично, в отличие от тебя.