Через несколько минут и я услышал звуки охотничьего рога, лай, завывания собачьей своры, фырканье, ржанье, топот копыт, крики егерей. Королевская охота.

Неумолимо движется стрелка часов, закрывается средневековый мир, а мой зовет меня начать рабочий день. Пора. Собираюсь, кормлю собак, сажусь в машину. Серой асфальтовой лентой уходит под колеса знакомая дорога.

Но тот осенний лес... Он ведь существует?

А ты, существуешь?

Иногда приходят странные мысли. Я допускаю их, постепенно они овладевают мной. Что если бы ты была куклой? Помнится, я создавал идеальную возлюбленную. Она должна была смотреть на мир моими глазами, отвечать на вопросы теми словами, которых я ожидал. Интересы её простирались только в области моих. Её главным чтением должны были стать мои стихи и романы, а самыми обсуждаемыми героями — мои герои. Она — такая хрупкая, нежная, уязвимая, — нуждалась в моей постоянной защите. И да, она, конечно, была хороша собой. Как ангел или... как кукла. Дорогая шарнирная кукла. Говоря современным языком — BJD. Это идеал! Человеческий облик, покорность, верность до гроба. Посади перед собой и любуйся. Придай ей необходимую позу. Жаль, не говорит, но это поправимо. Стань чревовещателем и беседуй с ней.

Но ты не кукла, ты живая. Тебя не посадишь на каминную полку. Ты приходишь и уходишь, когда захочешь, и говоришь, что вздумается. А я молчу. Жду. Мечтаю. Предаюсь странным мыслям…”

Вряд ли я отдам ей это письмо. И уж, конечно, не расскажу о своих сомнениях. И крыльев она не получит. Ни за что! Куда она полетит в нашем мире?

Вчера я был в городе, в центре. Мир людей. Неоновый, каменный, стальной.

Поток машин по Невскому, непрерывный гул, образованный живыми и неживыми звуками. Гул моторов и голосов. Шорох шин и шаги. Дождь чаще, чем солнце.

В городе ты — часть, тебя много и ничтожно мало. Город затягивает, отупляет, отключает мысли. Подчиняешься общему потоку, движению его магистралей, его правилам, ясным, как разноцветные глаза светофоров. Даже река, прежде своенравная, приняла условия Города, вошла в гранитные русла каналов, подчинились деревья в геометрических фигурах скверов, дома в старых и новых алгоритмах кварталов. Подчинилось само время...

Но власть не безгранична. Есть условная невидимая стена, за ней начинается лес, поля. Там за тобой не следят глаза светофоров, и дороги лишены асфальтового панциря. Там слышен ветер, плеск волн, древний неразгаданный шум сосен. И распадается искусственное единение, уступает место другому — древнему, мудрому.

Там ощущаешь себя частью мира. Непознанного, великого, ставшего от начала времен. В тебе вся его память, но ты помнишь мало. Остальное — чувства, ощущения, догадки. Удивительная цельность, слияние с жизнью. А сосны шумят, шумят, там, высоко в темноте...

И Город, и сосны правы. Каждый по-своему.

Но главную истину мне открыл кипрей. Седые кудряшки на высоких стеблях. Осенняя мудрость, противопоставленная розовой наивности пышных июньских султанов. И это пройдет. Даже кудряшек не останется. Сорвут их холодные ветры. И золотой пергамент кленов сомнут, разорвут в клочья лохматые бури.

А потом снег... снег... снег... Укроет, утешит, успокоит, усыпит...

Отчего сегодня так нестерпимо ярко светит луна? Тянет воду.

Отлив обнажает спины гранитных валунов. Мокрые, они блестят под луной. Предзимье, воздух стыл. Завтра утром колкая изморозь покроет траву, песок, палочки сухого тростника на полосе прибоя, бурые валуны. Потом выглянет солнце, начнет обманывать прощальным теплом.

Но седую мудрость стеблей кипрея ему не обмануть.