После позорного изгнания Сэнди Форсайта из школы Берни вернулся в их кабинет, и его дружба с Гарри возобновилась: два тихих старательных мальчика стремились поступить в Кембридж. В те дни Берни держал свои политические взгляды при себе. В выпускном классе он увлекся регби и наслаждался грубой скоростной игрой на поле. Гарри предпочитал крикет; однажды он даже набрал одиннадцать очков и редко когда приближался к этому результату за всю свою дальнейшую жизнь.

К поступлению в Кембридж подошли семеро учеников из их класса. Гарри был вторым по успеваемости, а Берни первым, он выиграл премию в 50 фунтов, выделенную одним бывшим выпускником. Берни сказал, что о такой куче денег даже не мечтал. Осенью они вместе отправились в Кембридж, но в разные колледжи; их пути разошлись. Гарри сблизился с серьезными, нацеленными на науку студентами, а Берни – с социалистами, учиться ему было скучно. Время от времени они встречались за кружкой пива, но постепенно контакты становились все реже. Гарри не видел своего приятеля больше месяца, когда однажды летним утром в конце второго курса тот влетел в его комнату.

– Что ты делаешь на каникулах? – спросил он, после того как Гарри приготовил чай.

– Еду во Францию. Это решено. Буду путешествовать по стране, попытаюсь бегло заговорить по-французски. Мой кузен Уилл и его жена собирались в отпуск со мной, но она ждет ребенка. – Гарри вздохнул; он был расстроен и нервничал по поводу путешествия в одиночку. – Ты опять будешь работать в магазине?

– Нет, я поеду на месяц в Испанию. Там творятся великие дела.

Гарри изучал испанский как второй язык и знал, что монархия пала в апреле, была объявлена Республика, назначено правительство либералов и социалистов, чтобы, как утверждалось, провести реформы во имя прогресса в одной из самых отсталых стран Европы.

Лицо Берни светилось энтузиазмом.

– Я хочу это видеть. Эта новая конституция – конституция народа, конец засилью землевладельцев и Церкви. – Он задумчиво посмотрел на Гарри. – Но я тоже не хочу ехать в Испанию один и вот подумал: вдруг ты решишься составить мне компанию? В конце концов, ты же говоришь по-испански, почему бы не поехать и не посмотреть страну? Не увидеть все своими глазами, вместо того чтобы читать замшелых испанских драматургов? Я мог бы сперва поехать с тобой во Францию, если ты не хочешь болтаться там один. Мне интересно посмотреть. А потом мы вместе отправились бы в Испанию.

Он улыбнулся. Берни всегда умел убеждать.

– Но ведь Испания – довольно отсталая страна. Как мы там устроимся?

Берни вытащил из кармана потертую карточку члена Лейбористской партии:

– Вот что нам поможет. Я введу тебя в интернациональное братство социалистов.

– Я могу назначить плату за услуги переводчика? – улыбнулся Гарри.

Он понял, что Берни именно поэтому захотел увлечь его с собой, и ему неожиданно стало грустно.

В июле они сели на паром, идущий во Францию. Десять дней провели в Париже, потом неспешно ехали на юг поездами, ночевали в дешевых отелях, проводили время лениво и с удовольствием. Гарри снова радовался той приятельской легкости в общении, которая существовала между ними в Руквуде. Берни корпел над испанской грамматикой, он хотел общаться с людьми. Его энтузиазм в отношении «новой Испании», как он ее называл, сказался на Гарри, и оба с нетерпением смотрели в окно, пока поезд подползал к платформе в Аточе тем летним утром.

Мадрид оказался восхитительным, необыкновенным. Гуляя по центру, они видели здания, украшенные флагами социалистов и анархистов; облезлые стены были залеплены плакатами с призывами к митингам и забастовкам. То и дело на глаза попадались сожженные церкви, отчего Гарри вздрагивал, а Берни довольно улыбался.