СЕРГЕЙ. Продолжай.
КОНСТАНТИН. На западной стороне кладбища можно найти тесное скопление дешевых деревянных крестов. Эти убогие могилки занимают площадь всего в несколько аров. Так хоронят старушек, средства которых не позволяют устроить себе пышные похороны.
СЕРГЕЙ. Да, насколько я знаю, этим занимается муниципалитет.
КОНСТАНТИН. Я обнаружил особенную могилу и среди этих. Она была совсем свежей, двух- или трехнедельной давности. Холмик как раз и привлек мое внимание. Он был страшно перекошен и этим выделялся среди остальных. Все тамошние могилы похожи друг на друга, эта же выглядела разворошенной.
СЕРГЕЙ. Неужели погребение заживо?!
КОНСТАНТИН. Да! И еще раз да! Все признаки налицо.
СЕРГЕЙ. У тебя была с собой лупа?
КОНСТАНТИН. Конечно, иначе как бы я определил… Закрыв глаза, я представил себе, как эта старая женщина, очнувшись в гробу, пыталась приподнять крышку. Вообрази ужас, испытанный ею!
СЕРГЕЙ. Но в наше время такие случаи почти невозможны. Ведь любого умершего вскрывают в морге. Распиливают череп. Вынимают внутренности. Это стандартная процедура… Но всякое бывает. Чья-то небрежность… Спешка… И вот человек просыпается под землей.
КОНСТАНТИН. Я уверен, это один из тех случаев, о которых ты говоришь! Сомнений нет!
СЕРГЕЙ. Стоит обратить внимание на то, что деньги на похороны в данном случае выделило государство.
КОНСТАНТИН. Конечно! Я тоже подумал об этом.
СЕРГЕЙ. Наверняка это не единственная твоя находка…
КОНСТАНТИН. Да, не единственная. Где-то там, в том же районе, находится крематорий. Обычный крематорий, высокое здание из желтого кирпича с парадным подъездом – на него нетрудно обратить внимание. Как-то я, ни на что особенно не надеясь, копался в канаве рядом с ним. Целых два часа, без перекуров, я ковырял лопатой глину. Весь вымазался в грязи! Казалось, все труды напрасно. Но представь себе: я нашел там обугленные человеческие кости. Я занес этот случай в свой дневник. Сделал запись почти машинально, ведь забыть такое невозможно.
СЕРГЕЙ. Черт возьми! Ты рассказываешь интересные вещи. Будь уверен, сегодня ночью перед сном я буду думать только об этом. У меня обыкновение в конце дня перебирать в уме разные разности. И, главное, делаю я это лишь для собственного удовольствия.
КОНСТАНТИН. Вот как! Я бы посоветовал тебе заиметь привычку переносить насущные мысли на бумагу.
СЕРГЕЙ. Нет, что он говорит! Брось! Нет у меня соответствующей склонности.
КОНСТАНТИН. Странно. Мне всегда казалось, что ты самый настоящий писатель. Все говорит в пользу этого – твои очки, клетчатая рубашка, потертые джинсы. Ты любишь музыку и сигареты, современный писатель не может жить без этого.
СЕРГЕЙ. Брось: все попусту. И не уговаривай. Разве я настоящий писатель? Нет, для этого я слишком серьезен.
Молчат.
КОНСТАНТИН. Так вот, еще я наткнулся, на том же самом кладбище…
СЕРГЕЙ. Давай переменим тему нашей беседы. Я
понимаю, как здорово вести подобные разговоры, но нам, пожалуй, пора прерваться. Дело в том, что скоро придет Ирина – хорошо бы ее дождаться. Сам знаешь, какая она мастерица говорить о кладбищах, обо всем, что нам так нравится. Чтобы ты не очень скучал – а придет она с минуты на минуту – поговорим о том, как одевают покойников.
КОНСТАНТИН (удивленно). Как одевают покойников?
СЕРГЕЙ. Да, на мужчин, например, надевают темный костюм, белую рубашку, галстук и прочий камуфляж; молодых девушек закутывают в белый саван. Должно быть, это своеобразное ощущение – очнувшись в гробу, почувствовать ненужность всего этого тряпья. Несчастное тело, закутанное в какие-то позорные тряпки. Интересно, насколько такая одежда соответствует вкусам покойного. Ведь обычно люди не выбирают, в какой одежде их положат в гроб. Это понятно – у них масса других проблем. Когда до смерти осталось два дня, будешь думать о чем угодно, только не об этом. Если даже знаешь наверняка, что умрешь.