и оставаться не моги
в сугробах белых и печальных.
Мороз едва ли Божий дар,
а кто южней, не носят курток.
Ты можешь в множестве болгар
за своего сойти придурка.
Разденься. Видишь – древний грек
в тебе от бровных дуг до пяток,
а здесь все время валит снег,
и впереди шестой десяток.
Смотри на вечные места:
цветут весь год и манят видом,
хотя Италия пуста —
в любую дверь входи, живи там.
Еще в Словении ты мог
прослыть балканским патриотом,
а здесь замерзнешь, видит Бог,
оставшись жалким стихоплетом.
Когда от Курского пешком
ты шел, снаружи коченея,
кого ты славил: милый дом?
Россию? Лету? Лорелею?
* * *
Мы на мертвых ставили печати,
зарывали череп у крыльца,
нету и следа былой печали
на моем подобии лица.
Вещей гарью наполняя рощи,
мы сжигали их для красоты.
И деревьев грифельные мощи
подступали к нам из темноты.
Задыхался в августе и падал,
путал сновидение и явь.
Спать ложись! Оно тебе не надо,
потаенных писем не малявь.
В настоящем что, дурак, ни делай,
будущее сложится само,
день за днем, неделя за неделей
в стопку госиздатовских томов.
Ты же к этой муке безучастен,
сам составлен из корней и вех,
и твое единственное счастье
вечно быть посмешищем для всех.
Впрочем, с точки зрения музея
мы ничем неотличимы от
чучела оскаленного зверя,
муляжей князей и воевод.
И, пожалуй, главная нелепость
в том, что братья, возвратясь с войны,
приносили драму или эпос,
лирики всецело лишены.

Алексей Зензинов


Родился в 1961 году в Ярославле. Окончил историко-педагогический факультет Костромского государственного педагогического института имени Некрасова и сценарнокиноведческий факультет Всероссийского государственного института кинематографии. Драматург, прозаик, сценарист. Автор публикаций в «Независимой газете», «Новых Известиях», в журналах «Современная драматургия», «Театр», «Новый мир», «Октябрь», «Смысл», «Апология», «Русском журнале».

ОТ ВЕКА ДО ВЕКА
ИСТОРИКО-ФИЛОЛОГИЧЕСКАЯ ПОЭМА
Открываются веки
Просветляются лики
Просыпаются волки
Очищаются звуки
Пробиваются злаки
Умножаются знаки
Приближаются сроки
Расползаются слухи
Разлетаются страхи
Заполняются цирки
Разоряются банки
Выдвигаются танки
Загораются титры
Выдыхаются ветры
Распеваются мантры
Забывается слабость
Набирается скорость
Начинается повесть
1
…И все вокруг такое милое, застойное:
В Пицунду в отпуск или в Крым – кому как нравится.
В два горла ест, в три горла пьет Москва застольная,
Вполуха слушает, вполглаза просыпается.
Не схоронили еще бабку деревенскую,
Уже героям за Афган вручили звездочки.
А наши девочки читают Вознесенского
И примеряют ахмадулинские кофточки.
А за лесами, за горами, за болотами,
За озерцами, за далекими погостами,
В степях, укрытых азиатскою дремотою,
Исполосованных годами високосными,
Лежит страна необъяснимая, бессмертная,
Стрелою скифской устремленная в грядущее,
К своим суровая, к приезжим – милосердная,
В порфирородном византизме всемогущая,
Страна – строка поэмы или повести,
Написанной свободно и стремительно,
Страна – слеза, обида паче горести,
Страна – стена, постройка без строителей.
Страна Муравия, град Китеж или Шамбала —
Где та земля, что потеряли мы заслуженно,
Куда вернуться непогода помешала нам
Иль второпях растраченное мужество?
А там, в Москве, опять на кухнях тужатся,
Высиживая думы прогрессивные.
Пугают ближних катакомбным ужасом
Светильники добра неугасимые.
Под звуки гимна закопали трех товарищей
Секретарей, что были Генеральными,
Ну а четвертый малый, видно, падла та еще,
Нас оживить решил водою. Минеральною.
Нарцисс кубанский, в компромиссах неразборчивый,
Пускает ветры перемен, стыда не ведая,
Сменял Варшавский договор на разговорчики
С Железной леди, теткой Мэгги за обедами.