– Почему ад? – спросил он у серой морды, та казалась ему чуть умнее и участливей.

– Ад! Слышь, во куда он собрался! – Бурый ткнул локтем напарника и заливисто захрюкал.

– Ад еще заслужить надо было, как и рай, – строго ответил серый. – Ты в серой зоне, как неопределившийся.

– И что мне теперь делать? – Антон привык сразу разбираться с непонятными условиями задачи.

– О, пошли правильные вопросы, – одобрительно кивнул серый. – Хорошие писатели после смерти становятся музами, а плохие – немузонами.

– Но я не писатель!

– А про яблоко ты написал? – вкрадчиво спросил серый.

Антон вспомнил один из немногих удавшихся ему рассказов и кивнул:

– Ну, я…

– Вот. А про кого ты там писал? – Серый поднял вверх брови и мохнатый кривоватый палец, задержав многозначительную паузу. – Ага, дошло, – довольно усмехнулся он.

– Но это же был просто… – Антон замялся, подбирая слово, – ретеллинг… Так часто делают.

– Часто, ага, а мы таких на карандаш берем. Вот этот, – поддакивая, кивнул бурый, показывая ему простой карандаш с ластиком на конце, которым его, похоже, разбудили.

Антон машинально потер ухо.

– И что теперь?

– Наряды получаю я как старший. – Серый указательным пальцем поправил очки без стекол, на что бурый закатил глаза. – И распределяю по группе. Первое время на задания будем ходить вместе.

«Роман Алексеевич Карташев. Врач-хирург. Начинающий писатель. Пишет сатирические рассказы о буднях военврача. Готовится к литературному конкурсу. Рекомендуемый тип воздействия – средний, с периодом два раза в месяц».

Похоже, у него появился постоянный клиент. Роман Алексеевич, что же тебе во врачах не сиделось? Там же адреналина через край, к чему дополнительные эмоциональные качели? Ладно. Антон шевельнул пальцами, и карточка наряда исчезла.

Сначала ему было жалко своих «клиентов». Он прекрасно помнил то выматывающее разум и нервы состояние бессилия, которое накатывало на него самого перед каждым текстом. Но помнил и другое.

Когда отчаяние доходило до предела, внутри будто щелкало. И в самый неподходящий момент начинали приходить идеи – посреди совещания или сдачи релиза, – и тогда он хватался за телефон, чтобы не забыть, не обидеть капризную музу. А все, что не давало немедленно сесть за текст, – ужасно раздражало. Как только появлялось время, бросался писать. Перечитывать. Переписывать. Выкидывать лишнее, будто отрезая по кусочку от себя самого.

И в какой-то момент наступало чувство легкой приятной пустоты в голове.

Ради этого писательского кайфа Антон был готов и к неуверенности в себе, и к приступам самобичевания – периоды ступора случались часто и были длиннее писательских. Но кайф того стоил. А более того – удивление и восторг, который он испытывал, когда кто-то читал его рассказ.

А теперь он немузон. И его задача гасить этот восторг.

Работа оказалась несложной. Шепнуть неприятных слов, отвлечь, навеять плохое воспоминание, напустить сонливости в глаза, вызвать перепад напряжения в сети, чтобы написанное исчезло, не сохранившись. Телефонный звонок не вовремя. Понос у собаки. Понос у ребенка. Вынеси мусор. Где обещанный отчет? Кран сорвать. Мелочь за мелочью расшатать нервы, добавить парочку демотиваторов – и вуаля!

Начинающий писатель, урвавший у реальной жизни полчаса-час, вместо того чтобы записать все, что целый день яркими образами мелькало у него в голове, грустным тушканчиком сидит перед пустым листом на мониторе. Чистая работа.

Антона даже пару раз похвалили: бестелесный голос, раздававшийся откуда-то сверху, из постоянно клубящегося тумана, в котором он находился между очередными заданиями.