Я в последний раз слышу его голос, и он говорит мне: «Спасибо».

А потом все обрывается. Затихает последняя взятая нота. Последний удар его сердца. Последние секунды жизни, превратившейся в историю.

В зале повисает тишина. Тугая, натянутая, как тетива. И с этой тетивы срывается грохот. От него дрожат стены и звенит в груди. От него покачиваются роскошные люстры и колышутся портьеры. И тогда ко мне возвращается слух. Широким крещендо он набирает силу – и спустя несколько секунд мне кажется, что я сейчас оглохну снова.

Я улыбаюсь этой горькой шутке судьбы, написанной шрифтом Брайля. Я молчу, стоя перед огромным залом наедине со своей светлой скорбью. И каким бы ни был оглушительным грохот аплодисментов, я слышу сквозь него еще один звук – стук грифеля судьбы, пишущего новую историю.

Родился в 1991 году в Москве. Победил в конкурсе рассказов Alpina Digital в номинации «Мистика» (2024). Вошел в лонг-лист премии «Лицей» с неопубликованным сборником рассказов «Добрые люди» (2023). Участвовал в семинаре молодых писателей «Мы выросли в России» от Союза российских писателей (2023, Махачкала). Учился литературному мастерству в Creative Writing School на курсах «Редактирование для писателей», «Пишем роман», «Проза для продолжающих», «Проза для начинающих». По итогам курса «Проза для продолжающих» выпускной рассказ вошел в шорт-лист (2022). Ведет телеграм-канал о своем творчестве: https://t.me/nadobromslove.

Бакалавр прикладной математики Высшей школы экономики. Работает владельцем продукта в крупнейшем банке-экосистеме.

Огромная лужа, разлившаяся за ночь у подъезда Густава Гроссмана, внезапно исчезла к обеду. Чего нельзя сказать об ужасном настроении, которое, кажется, вовсе не собиралось исчезать, сколько ни свети на него солнцем.

А солнце светило – весна, которой, в согласии с календарем, предписывалось явиться три недели назад, наконец-то заглянула в Кенигсберг. Пробежалась игривыми лучами по черепичным крышам Амалиенау, бросила длинные тени кленов и ясеней на мощеные улочки. Да чего уж там, даже высушила лужу! А вот с настроением Густава не справилась.

– Я покажу, я им покажу, – бурчал он себе под нос, отбивая каблуками скоростной ритм. – Ишь, надумали шутить!

Прохожие расступались, ощущая загодя его агрессивный напор. А некоторые даже оборачивались и глядели вослед, стараясь уразуметь, что могло так разъярить невысокого, отчасти пухленького, лысеющего господина в солидном костюме-тройке.

– Мама, чего это дядя злится? – вопросил на всю улицу шестилетний мальчуган, мимо которого пронесся Густав.

– Тсс. – Мама приложила палец к губам. – Просто дядя встал не с той ноги.

Она, конечно, ошибалась – Густав встал с правой ноги, как он делал каждое утро всей своей сорокалетней жизни. Он вообще не допускал, чтобы в ежедневную рутину вмешивались непредвиденные обстоятельства, а уж начать утро с левой… Нет, увольте! Но вот уже вторые сутки все в жизни Густава шло наперекосяк, а если сказать прямо – катилось к чертям. Виной тому была злополучная квартира, которую он снял неделю назад. Сперва ничто не предвещало беды, но потом…

Меж безлистных деревец, растянувшихся вдоль улицы, наконец показалась цель, к которой так стремился Густав, – большой трехэтажный дом, напоминавший недостроенный дворец. Первый этаж был облицован красным кирпичом, переходившим в серые каменные стены, которые в свою очередь упирались в покатую крышу с несколькими конусовидными башенками. Из фасада выдавались два эркера, причем правый – под стать кирпичной кладке – доходил только до второго этажа, служа полом для миловидного балкончика с узорным ограждением и тонкими столбиками, поддерживающими черепичный навес. Нужный вход располагался с торца – к массивной деревянной двери вело восемь невысоких ступеней. Преодолев их, Густав резко остановился и только тогда почувствовал, как запыхался за свой десятиминутный путь. Рот непроизвольно приоткрылся, руки сами собой уперлись в колени, и Густав, дав волю ослабшему телу, принялся остервенело дышать. Если бы он нашел силы посмотреть вверх, то заметил бы каменную гаргулью, охранявшую вход в дом, которая и распахнутой пастью, и скрюченной позой очень напоминала его самого.